1. Гость
    Лето уходящего года выдалось жаркое. Маленькое горное селение серьёзно изнывало от духоты. Наиболее крепкие мужчины, годящиеся в качестве пастухов, с утра угоняли скот повыше в горы, чтобы там, на границе зноя и льда, дать животным спокойно попастись и переждать полуденный солнцепек. В деревне в большинстве своём оставались только детишки, женщины и старики. Среди последних был и местный знахарь и колдун, он же по совместительству алхимик-чудотворец. Звали его… нет, имени его никто не знал, а имелось у него чуднОе прозвище, которым только он и позволял себя называть: Парацельсий.     Парацельсий очень хорошо разбирался во всякого рода недугах, хворях, отлично вылечивал травмы, но самым его любимым делом было измерение температуры. Чуть только посетитель заходил к нему в дом, как колдун тут же - хлоп! - угощал его лёгким тычком ладони в лоб, моментально определяя, сколько у того градусов по Парацельсию. И ни разу не ошибался. В этом смысле лекарь представлял собой нечто вроде природного феномена; помимо прочего, этот местный Гиппократ таким нетрадиционным способом заранее выяснял, говорит ли ему гость правду, или чего-то недоговаривает, кривит душой, а то и вовсе несёт откровенный высокотемпературный бред.     Из-за этой его особенности местный народ избегал лишний раз ходить к колдуну.     Детей у Парацельсия не было, как впрочем, не было и жены. То есть она была когда-то, на заре времён, но с той поры прошло столько лет, что сам Парацельсий не помнил толком, куда она подевалась. Он не помнил даже, откуда взялся сам.     Всё чаще голову колдуна посещала мысль об ученике. Он искал того, кому мог бы передать своё искусство, но в крохотном селе трудно было отыскать подходящую кандидатуру, - во всех потенциальных кандидатах Парацельсий находил какой-нибудь изъян. После очередной неудачи отвергнутый не имел права показываться ему на глаза без крайней на то нужды.     Однажды на закате, когда усталое фиолетовое солнце проваливалось куда-то за зубцы гор, Парацельсий сидел в своей тайной комнате, в которой хранились некие снадобья, мази, травы и особнячком стояли запыленные склянки с ядами, и угрюмо размышлял. Остановившийся взгляд его был направлен в стену, где на кривых рогах архара висел дырявый, прожжённый искрами и химикатами рабочий халат. Делать ничего не хотелось, и потому делать было совершенно нечего.     В эту минуту во входную дверь тихо постучали. Этот стук был до того не похож на обычный вызов к больному, что всё существо Парацельсия вздрогнуло в смутной и безумной надежде. Он встал и, шаркая, устремился ко входу. Открыв дверь, колдун тихо охнул и отступил на шаг.     В проёме, заслоняя своей мощной фигурой последние отблески таявшего солнца, стоял некто. Абсолютно Парацельсию неизвестный. Он молча разглядывал лекаря.     Молчал и Парацельсий, охваченный противоречивыми чувствами.     Пошевелившись, грузная фигура в дверях нарушила молчание.     "Мастер, могу я быть твоим учеником?" - низкий бас нежданного гостя поразил Парацельсия своей глубиной.     "Кто ты?" - неожиданно севшим голосом спросил колдун.     "Я тот, кого послала к тебе судьба", - внушительно ответил незнакомец.     "Ты готов пройти испытание?" - этот второй обязательный вопрос Парацельсий задал машинально, не чувствуя себя в силах отказать неожиданному кандидату в ученики. Похоже, в дверях стояло неумолимое предначертание.     "Да, мастер. Я уже кое-чему научился, и теперь хочу завершить своё образование", - спокойно ответил пришелец.     "Тогда ты можешь войти".     Парацельсий открыл дверь пошире, зябко поёжился, и неизвестный гость, пригнувшись, вошёл в его дом. 2. Испытание.
    Уже совсем стемнело, колдун зажёг два глиняных светильника, сделанных в форме головы летучей мыши, пригласил гостя присесть и в зыбком свете принялся внимательно рассматривать незнакомца. Гость, чья монументальная фигура была почти целиком укрыта тёмным плащом, терпеливо выдерживал его взгляд. Стоптанные кожаные сандалии пришельца показывали, что им известно великое множество дорог. Голову его укрывал капюшон, скрадывая черты лица в тени, и Парацельсий сказал:     "Сними капюшон".     Гость послушно повиновался, и взору колдуна открылась голова уже немолодого человека, с резкими, волевыми чертами лица, крупным, с горбинкой, носом, проницательным взглядом и великолепной, тускло мерцающей лысиной. Ученик тоже был немолод. Парацельсий снова поёжился.     "Как твоё имя?" - задал мастер третий обязательный вопрос. Предыдущие соискатели, не подозревая, что испытание началось давным-давно, ещё в дверях, наивно открывали колдуну своё имя, после чего немедленно выгонялись. Сообщать своё настоящее имя было верхом легкомыслия, ибо после этого колдун получал над его хозяином абсолютную власть.     "Фаренгейтус", - слегка помедлив, сообщил гость, и добавил: "Это не настоящее моё имя".     "Я задам тебе ещё три вопроса, и если твои ответы не будут верными, тебе придётся поискать другого учителя, - сурово произнёс Парацельсий, внутренне полагавший, что этот странный кандидат в ученики может, пожалуй, ответить и правильно. До него ещё никто не доходил до этой части испытания.     "Я слушаю, мастер", - слегка кивнул головой Фаренгейтус.     "Первое: что привело тебя сюда? Второе: что есть сущее? И третье: под силу ли тебе вырастить розу?" - сказав это, Парацельсий откинулся назад и, скрестив руки на груди, принялся буравить взглядом экзаменуемого.     Глаза Фаренгейтуса сверкнули.     "Я не сам пришёл сюда, о мастер", - веско проговорил он, ? меня привели сюда время, дорога и судьба. Но дорога ещё не окончена, песок в твоих часах на столе ещё сыплется, и моя судьба имеет надо мной такую же власть, как и твоя над тобой. И это мой ответ на твой первый вопрос. Чтобы ответить на второй, позволь мне маленькую вольность.     Фаренгейтус коротко взглянул на светильники, и те погасли сами собой. Воцарилась кромешная тьма, и к тому же стало ещё прохладнее.     "Кто может сказать, существуем ли мы сейчас в этой комнате, и сколько нас? "     Голос Фаренгейтуса, казалось, звучал отовсюду. "Окажись здесь с нами третий, не знающий о нашем присутствии, он вряд ли смог бы сказать, есть ли тут кто-то вообще. При условии, конечно, уважаемый учитель, что и Вы и я будем помалкивать", - по голосу Фаренгейтуса было ясно, что он разрешил себе улыбнуться. ? Теперь зажжём светильники.     В руках гостя блеснул кремень, и снова в комнате стало светло.     "Мы снова видим друг друга, и существуем друг для друга. Мы знаем об этом, стало быть, всё сущее - это плод знания. Правда, не каждому этот плод по зубам, - Фаренгейтус вздохнул. - Но с некоторых пор я, о учитель, начал задумываться: а нет ли рядом с нами того, чего мы увидеть не состоянии? Может быть, наша жизнь - это только тёмная комната? Кто зажжёт светильники?"     Парацельсий молчал, пронзительно глядя на гостя. Тот сидел совершенно спокойно, руки его лежали на коленях, и только по тому, насколько ярче отблеск пламени затанцевал на его лысине, можно было догадаться, что ни одно сказанное им слово не было случайным.     "Что же касается третьего твоего вопроса, великий Парацельсий, то мне не совсем понятно, о какой розе ты говоришь".     "Я говорю, - медленно и внятно сказал колдун, - об иерихонской розе.     Фаренгейтус слегка вздрогнул, и как-то покосился набок.     "Мне приходилось выращивать розы, мастер, - после некоторого молчания заговорил он, - и это были самые необычные и редкие розы.     Это были розы: из привоза, из кифоза, из мороза, из лордоза, из пародонтоза, из заноза, из передоза, из бруцеллёза, из целлюлоза, из берёза, из спиноза, из паровоза, из фимоза, из сальмонеллёза, из мимоза, из лакримоза, из апофеоза,     и все они, по свидетельству очевидцев, были прекрасны. Но я никогда не слыхал об иерихонской розе, учитель!"     Парацельсий встал. Встал и Фаренгейтус. Он понял, что испытание закончилось, и закончилось скорее всего, не так, как он хотел. Колдун не спеша подошёл к несостоявшемуся ученику и вдруг быстрым и привычным движением сделал то, что нужно было сделать в самом начале. Он хлопнул его по лбу.     "Нет, - сказал он, - у тебя даже не жар. У тебя чёрт знает что. Ты провалил такой экзамен! Где твоя нормальная температура?!!! - вдруг закричал Парацельсий. Крик его был столь неожиданен и ужасен, что Фаренгейтус бросился вон из комнаты, не разбирая дороги и опрокидывая скудную мебель. Коротко всхлипнула входная дверь, когда Фаренгейтус понёсся прочь из деревни, скупо освещаемый звёздами и луной. Чёрный плащ его развевался как крылья коршуна, дробный топот кожаных сандалий принимала на себя каменистая дорога.     Парацельсий остался один. Он неторопливо вышел из дома, остановился на пороге и закричал в сгустившуюся темноту:     "Иерихонская роза делается из навоза! Положи на тарелку сухую коровью лепёшку, полей её водой; она у тебя зазеленеет и расцветёт, - это и будет иерихонская роза! О-хо-хо-хо! В следующий раз, которого не будет, приходи с нормальной температурой!!!" |