Две стороны осеннего листа

Она блистала. Блистала в жизни – очаровательная, с искрящимся взглядом из-под кокетливых локонов, с таинственной и манящей улыбкой, завораживающей и притягивающей мужской пол – всех без исключения, от юнцов до старцев, – будучи всегда в окружении людей, общительная и неуловимая, непостижимая и открытая всем.
Блистала и на филармонической сцене, и на других концертных площадках перед хорами в сотню и более человек, и перед тысячной аудиторией слушателей; блистала не только как яркий хоровой дирижёр, но и как увлекательный лектор-музыковед. Когда эта эффектная женщина выплывала из-за кулис на сцену в длинном тёмно-синем платье с неизменной крупной брошью на груди - не слишком высокая, но статная и импозантная, несмотря на склонность к полноте, - выплывала, чтобы произнести очередное вступительное слово перед концертом, она улыбалась на ходу так открыто и располагающе к себе, но при этом так интригующе-озорно, что люди аплодировали заранее, предвкушая исключительно интересные минуты. И не ошибались. Она умела увлечь зал, умела держать на себе внимание аудитории. Живые, волнующие речи её, произносимые трогательным голосом – то высоким с хрипотцой и по-детски трепетным, то включавшим торжественные низы, - запоминались благодаря остроумной образности, доверительно-тёплым интонациям и, главное, убеждённостью и искренностью самой говорившей. А ещё – её раскованным шуткам, её простому, на равных, стилю общения с публикой.
Это было давно. И далеко географически. Но и сегодня, здесь, рядом с нами, на 75-м году жизни, она пленяет окружающих исходящей от неё сильной и доброй энергетикой, жизнелюбием, заразительным смехом. Ну представьте себе (беру наобум вчерашний мимолётный эпизод), с какой интонацией может почтенного возраста и комплекции дама, не без усилий сходя на остановке со ступенек людного троллейбуса, произнести такую тривиальную фразу:
- Ох, расступитесь-ка, дайте места побольше, а то ноги у меня больные!
Наверное, как-нибудь брюзгливо-ворчливо, со старческим лелеяньем своих недугов? Нет! – она выдаёт это так самоиронически-артистично, так вызывающе броско, так комически-жалостливо, что заставляет весь троллейбус с добрым сочувствием рассмеяться вслед за ней. Это её мини-выступление.
Такой она была всегда. А точнее, стала с молодости, будучи прежде, по её признанию, ужасно стеснительной и замкнутой. Но содержательные общения, незаурядные люди вокруг и увлекательная творческая работа раскрыли её, как цветок. Свой дар общения она смогла реализовать с неоценимой пользой. Гусеница превратилась в бабочку.
Одна из интереснейших личностей Ленинграда - Санкт-Петербурга, преподаватель дирижирования и других музыкальных дисциплин, руководитель хоров Консерватории, Политехнического института, Капеллы, сочинских санаториев, музыкальных училищ и школ, лектор, концертмейстер, музыкальный редактор телевидения, искусствовед, журналист, составитель сборников духовных песнопений, создатель собственного хорового коллектива, борец за установку памятников русским композиторам, ведущая музыкальных радиопрограмм… Жизнь её безостановочно бурлит и подпитывается положительными зарядами русской и мировой культуры.
Казалось бы, это и составляет её яркую судьбу – всю на виду, всю залитую солнечным светом. Казалось бы, Раиса Храмова – вполне счастливый и полностью состоявшийся человек, нашедший в этом мире своё место и посвятивший себя только желаемому, духовному, светлому началу.
Если бы так…
Лишь самые близкие ей люди знали о том, что параллельно с видимой миру стороной её жизни протекает и другая - мрачная, закулисная сторона, та, что составляет её личную трагедию. Материнскую трагедию и неумолкающую боль, отбирающую день за днём радость бытия.
Эта боль – её единственный сын. Трудно представить себе, как столь близкие в родственном плане люди могли со временем не то, чтобы просто отдалиться друг от друга с похолоданием отношений; нет, напротив - отношения эти стали весьма горячими, но со знаком минус: мать и сын превратились в непримиримых врагов.
Странными, нелепыми диссонансами разражается семейная жизнь иных людей. Так и здесь: она – светлый, отзывчивый, творческий человек; он – жестокий циник, уголовный преступник, убийца.

«Моя судьба – как лист, упавший на грязную мостовую: одна сторона его черна, как дёготь, и жгуча, как слеза. И затмевает другую, переливающуюся всеми красками, которая помогает не сойти с ума», - пишет Раиса Георгиевна в одной из газетных статей.

И теперь, после нескольких публикаций последних лет – с целью помочь поискам пропавшего внука, – я смею, думается, приоткрыть завесу над противостоянием матери и сына, над многолетней семейной драмой.

Как же всё это получилось?
Лучше рассказывать с начала, с 1930-х годов, на которые пришлось раино детство. Росла она ухоженным цветочком, пай-девочкой. Родители её были верующими, пели в церковном хоре. Единственной дочурке своей, появившейся на свет в 1928 году, ни в чём не отказывали. Образовывали её - в том числе музыкально, с помощью частной учительницы-пианистки. Ею была Клара Рафаиловна Левидова, супруга известного в городе практикующего врача-лоринголога Иосифа Ионовича Левидова, пользовавшего практически всех солистов Мариинского театра и Консерватории. До сих пор Раиса Георгиевна сохраняет дружеские отношения с их дочерью, писательницей Валентиной Левидовой.
Занятия фортепиано оставили глубокий след в душе девочки. По сей день она ясно помнит все произведения, которые разучивала, помнит и стоявшее возле рояля особое вращающееся кресло с подставкой для нот на нём, где лежала старинная книга - «Потерянный рай» Джона Мильтона. Сохранилось фото пятилетней Раечки за клавишами, с большим бантом.
Немного позднее она стала петь в детском хоре под руководством самого Исаака Осиповича Дунаевского.
Нужды семья не ведала. Отец её Георгий Петрович Минкин служил (как выражались в ту эпоху) крупным руководителем: начальником снабжения, а потом и замдиректора, точнее, коммерческим директором – была и тогда такая должность – объединения имени Козицкого, выпускавшего радиоаппаратуру, а позднее телевизоры. В годы войны оно было переведено, как и все прочие предприятия, на военные рельсы. В блокадные месяцы Георгий Петрович дневал и ночевал в своём кабинете. Затем воевал на фронтах войны в чине старшего лейтенанта, имел немало наград. Мать во время войны сменила множество работ: в тубдиспансере, хлебопекарне, швейном комбинате. О войне и эвакуации в жизни Раисы Георгиевны, а затем её возвращении в Ленинград ещё во время блокады она может рассказывать долго и интересно. Всё это свежо в памяти и по сей день.

1) С родителями - 1929 г.;
2) 1935 г.;
3) 1939 г.;
4) 1940 г.;
5) Класс Е. Н. Чепуровой (Раиса - слева от неё в белом) - 1940 г.

В послевоенные годы отец руководил строительством санаториев на черноморском побережье. Под его началом выстроены такие заметные курортные заведения, как здравница «Весёлая» под Адлером и большой санаторий «Белые ночи» в районе Сочи.
Родом он был из села Серебряные Пруды Веневского уезда Тульской губернии, как и маршал Советского Союза Василий Иванович Чуйков. Они всю жизнь оставались друзьями, несмотря на превратности судеб и переменчивое отношение властей.
В своих мемуарах, изданных в 1970-х годах, В.И.Чуйков вспоминал события полувековой давности:

«…Мы были посланы на охрану поездов, следующих по железной дороге «Москва- Саратов», откуда главным образом подвозился хлеб для центра России. Во время одной из поездок наш эшелон долго стоял на моей родине, в Серебряных прудах. Здесь я повстречал друзей детства Георгия Минкина, Алексея Губарева и Василия Рыкина. Все одногодки, окончили городское училище, что равнялось семи классам. Только я один недоучка: окончил четыре класса, зато имел жизненный опыт - пятилетний рабочий стаж.
Вспоминали детские годы, думали, как жить дальше. Кто-то сказал, что в Москве созданы курсы, на которых готовятся командиры Красной Армии. Решили произвести разведку. В Москву поехал Георгий Минкин, заручившийся справкой сельсовета о своей лояльности к Советской власти.
В отряде мне удалось отпроситься, и вскоре три парня из Серебряных Прудов с деревянными сундучками прибыли в Лефортово, в здание бывшего Алексеевского военного училища».

В школе любимым предметом у Раи стал русский язык, ибо вела его необыкновенная учительница Елена Николаевна Чепурова, мать будущего известного поэта Анатолия Чепурова – автора десятков поэтических сборников, много лет возглавлявшего нашу Ленинградскую писательскую организацию. Раиса Георгиевна общалась с Анатолием Николаевичем вплоть до самой его смерти в 1990 году. К сожалению, теперь уже многие и не помнят, что именно он является автором таких известных строк, как «Давайте поклоняться доброте», «О человеке надо говорить, пока он слышит», «Ищу в природе красоту» и ещё очень многих...

Война застала Раю во время учёбы в 5-м классе. В жизнь ворвались налёты, бомбёжки, голод, смерть близких. В неполные 13 лет она стала блокадницей. Слушала по радио историческое первое исполнение Седьмой симфонии Шостаковича, «Ленинградской», которое запомнила на всю жизнь.
С Шостаковичем у неё с детства сложились приятельские отношения, несмотря на более чем двадцатилетнюю разницу в возрасте, поскольку проживали они по соседству. Семья Раи обитала на Дмитровском переулке, дом 6, а напротив, в доме 3, жил тогда молодой Дмитрий Дмитриевич. Жил в кооперативной квартире, купленной на гонорар от оперы «Катерина Измайлова». Они часто встречались, разговаривали: музыкальные интересы объединили их. А после войны, уже учась в музыкальном училище при Консерватории, Рая со своей мамой как-то увидела композитора за городом, в Комарово.
- Я запомнила его одинокую, беззащитную фигурку под дождём на пустой платформе. Захотелось его как-нибудь утешить, поддержать…
Потом уж она узнала, что это было время новой волны критики по отношению к нему - через двадцать лет после громыхнувшей на всю страну разгонной статьи «Сумбур вместо музыки» в журнале «Звезда», именно по поводу «Катерины Измайловой» – музыки этой тогдашняя власть абсолютно не поняла и «разгромила» оперу.
- Но я была слишком стеснительной девушкой. А мама подошла к нему, как к знакомому, и мы втроём больше часа прогуливались и беседовали, пока не появился поезд.
В училище проявились разнообразные интересы Раисы: поэзия, шитьё, живопись. Рисовала она прекрасно и даже прошла по конкурсу в студию живописи при Доме учёных. Но посещать её не стала, ей достаточно было сознания, что смогла пройти.
Сохранились её замечательные акварельные портреты Вагнера, Даргомыжского и других композиторов.

1) 1942 г. (с родителями); 2) 1944 г.; 3) 1946 г.; 4) 1948 г.

А вот и консерваторские годы. Продолжение лучших лет жизни – студенческих.
Теперь она говорит:
– Как я жалею, что окончила всего только один факультет Консерватории! Надо было мне заодно с дирижёрским поучиться и на фортепианном, и на музыковедческом, и… да хоть ещё на трёх! Сил бы хватило!
Учиться ей довелось с интересными людьми, многие из которых впоследствии стали известными. Среди её однокурсников и соучеников – Михаил Травкин, позднее главный дирижёр Малого оперного театра; Юрий Славницкий, долгие годы руководивший хором на радио; Пётр Левандо, яркий хоровой дирижёр, педагог и музыковед; Григорий Сандлер, создавший свой известный хор и десятилетиями возглавлявший его; Андрей Петров, наш замечательный композитор, озвучивший лучшие из отечественных кинофильмов; Владимир Баранов, директор Капеллы и дирижёр хора мальчиков; Борис Гутников, выдающийся скрипач, лауреат многих конкурсов; Рубина Калантарян, известная исполнительница романсов; Лев Раковицкий, позже организовавший свою музыкальную школу в Калифорнии; Александр Броневицкий, создавший блистательный ансамбль «Дружба»… всех не перечислишь!
Да и с преподавателями повезло. Полифонию у них вёл А.В.Римский-Корсаков (внук того самого), хоровое дирижирование – аристократического склада профессор А.А.Егоров, сочинивший много духовной музыки (это неожиданно выяснила Раиса Георгиевна уже после его смерти); класс композиции вёл тот же Д.Д.Шостакович. Но самое большое влияние оказал на неё профессор Георгий Александрович Дмитревский – преподаватель хороведения, лектор, теоретик и вокалист, художественный руководитель и главный дирижёр ленинградской Капеллы. Под его началом Раиса овладела множеством сложных хоровых произведений. Например, дирижировала на государственном экзамене под председательством А.В. Свешникова всем моцартовским «Реквиемом» – это уже высший пилотаж для хоровика! Ассистентом профессора работал Иван Полтавцев («Я была влюблена в него, как и все мои подруги!»), тот самый, что издал хорошо знакомую всем студентам музыкальных училищ хрестоматию по дирижированию. Супруга Дмитревского, Клеопатра Николаевна, преподавала на раином курсе гармонию.
До сих пор вспоминает Раиса Георгиевна о светлой памяти любимом учителе с уважением и любовью. Кстати, Георгию Александровичу довелось умереть так, как мечтает отойти в мир иной, пожалуй, любой настоящий артист.
– Он свалился прямо на сцене, – рассказывала она, – во время лекции-концерта. Дирижировал «Реквиемом» Берлиоза и рассказывал об этом грандиозном произведении. Во время исполнения второго номера с ним случился сердечный приступ… и он скончался на руках студентов.

После золотых студенческих лет настали для Раисы трудовые будни. С этого времени, лет с 26-ти, она начала активно работать на людях. И благодаря этому раскрывать свой талант общения.
К ней потянулись. Множество друзей, вереницы поклонников, постоянные выступления развили в ней привычку всегда быть в центре внимания и ежеминутно держать ситуацию в своих руках, управлять ею.
Одной из первых её должностей стало дирижирование хором ленинградского Политехнического института. Студенты «политеха» всегда были большими любителями музыки, об этом я знаю не понаслышке: там учились мои родители, и отец всю жизнь с удовольствием вспоминал о замечательных выступлениях в актовом зале института писателя и музыковеда Леонида Энтелиса, блестящих лекциях-концертах пианиста Валерия Майского, посвящённых всем сонатам Бетховена, и других музыкантов. Эти концерты, проводившиеся «лириками» для «физиков» всегда привлекали большое количество студентов технических специальностей.
Было, к слову, и такое прекрасное начинание: каждый желающий учиться игре на фортепиано студент Политехнического прикреплялся к какому-либо студенту Консерватории – в качестве педагогической практики. Отца, первокурсника факультета радиоэлектроники, взялась учить Кира Хальфина, дочь профессора кафедры фортепиано Моисея Яковлевича Хальфина, и через несколько лет занятий он довольно сносно исполнял произведения Моцарта, Бетховена, Глинки и других композиторов. Уже в зрелые годы он сохранял с Кирой тёплые отношения, они общались на музыкальной почве и ходили в Филармонию. Инженер-электронщик, он последние деньги, бывало, тратил на новую грампластинку с классической музыкой, которых успел любовно насобирать около трёх сотен. И он не был исключением в этом плане: коллеги его по конструкторскому бюро, тоже в основном выходцы из института, любили музыку не меньше. Такая меломанская атмосфера царила в 50-е – 60-е годы в Политехническом, когда работала там молодая Раиса Георгиевна.

В числе прочих пел в хоре под её руководством учащийся гидротехнического факультета Борис Храмов. Когда он впервые пришёл к ней, Раиса подумала: «Какая красивая фамилия! Мне бы такую. Не то, что у меня – дурацкая какая-то: Минкина!»
(По мне, фамилия не такая уж и худая. Есть известная в нашем городе органистка Ольга Минкина – между прочим, двоюродная сестра Раисы Георгиевны. Есть популярный московский журналист Александр Минкин – между прочим, двоюродный брат Раисы Георгиевны. К сожалению, с кругом родных она практически не общается из-за их замкнутой жизни, разве что на очередных похоронах, где она каждый раз с вызовом спрашивает: «Ну, кто из нас следующий?»)
Случилось так, что через полгода она стала Храмовой. Он строил пирсы, она дирижировала хором. Надо полагать, не только фамилия сыграла роль в этом повороте её судьбы, но всё же оказались они разными, далёкими друг от друга людьми. Нужен ли был он ей? Ведь кругом – столько интересных людей её музыкального круга – хотя бы тот же Андрей Петров, влюблённый в Раечку во время учёбы, как и другие её однокурсники, но деликатно державший дистанцию: гуляла-то она с его приятелем. Скорее всего, замужество было не более, чем протестом, стремлением вырваться из тесной материнской клетки. Ведь свидания в обстановке тотального родительского контроля и в училищный, и в консерваторский период были для неё редкостью: отец, занимая высокий пост, отвозил её на учёбу и с учёбы в белой служебной «Волге».

1) Раиса Храмова (справа) приглашает знаменитого итальянского дирижёра Вилли Ферреро в Ленинградскую Консерваторию на встречу со студентами 18 января 1951 года (позади дирижёра консерваторский друг Раисы композитор Шота Абрамидзе);
2 - 5) письмо Р.Г.Храмовой от композитора Оскара Фельцмана – 1962 год;
6) Лекция-концерт Валерия Майского в Политехническом институте – 1962 год (фото моего отца Юрия Строкова).

В 1955 году родился мальчик, а вскоре после этого родители его навсегда расстались. Что там случилось и кто виноват – не берусь судить.
Когда Серёже исполняется два года, Раиса переезжает в Сочи (отец её отправился туда заведовать строительством). Начинается особый, сочинский 15-летний период её жизни.

Мать с отцом помогали ей растить ребёнка. Мальчик рос в атмосфере всеобщего обожания. Не оставался без внимания любой издаваемый им звук, исполнялись все капризы. Каждая пелёночка после стирки ещё и проглаживалась утюгом. Каждое желание в первые месяцы и годы его жизни чутко ловилось и тут же исполнялось. Такая политика быстро превращает дитя в маленького деспота.
Моя знакомая, пожилая школьная учительница рассказала мне такую историю. Во время войны она жила под Красноярском в числе эвакуированных детей с их матерями. Все голодали. Лучшее питание, в том числе молоко, отдавалось маленьким. Одна из мамаш за едой наливала сыночку полную чашку молока, сама же рядом пила на глазах у него простую воду. А мать из соседней избы, хоть и пила тоже воду, но забеливала её слегка молоком, чтобы её мальчик не видел особой разницы между чашками. Этот сын вырос нормальным человеком, то есть порядочным и не жадным. Тот же стал жестоким эгоистом.
Первые годы пребывания в Сочи Раиса устроилась преподавательницей фортепиано в музыкальной школе. Её творческий темперамент был замечен и вскоре по предложению «телевизионных работников» нашёл блестящую реализацию на предложенном ей специфическом посту - старшего редактора отдела музыкальных программ Сочинской студии телевидения. Она работала на этом месте с момента её открытия в 1959 году и до конца 1966 года.
Вот отрывок из служебной характеристики, данной ей главным редактором художественных передач, писателем Константином Даниловичем Пройминым:

«За время работы тов. Храмова Р.Г. показала себя знающим, инициативным журналистом. Быстро освоив специфику телевидения, она подготовила ряд передач, заслуживших высокую оценку на студийных летучках и тепло принятых телезрителями.
Обширные и глубокие знания в области музыкальной культуры помогли тов. Храмовой Р.Г. квалифицированно строить, а во многих случаях и лично вести передачи о музыке, которые пользовались неизменным успехом у зрителей».

Судьба и тут не обидела её общением с интересными людьми: прославленный черноморский курорт посещали популярные актёры и музыканты, звёзды эстрады, поэты, космонавты…
- К нам приезжали все известные театры, все артисты, мы буквально плавали в этих знаменитостях, - рассказывала она мне недавно, - и это было страшно интересно.
Она встречалась и брала интервью у дирижёров Юрия Темирканова и Натана Рахлина, композиторов Микаэла Таривердиева, Эдуарда Колмановского, Оскара Фельцмана, Аркадия Островского, поэта Льва Ошанина, поэтессы Бэллы Ахмадулиной, певицы Эдиты Пьехи, космонавта номер два Германа Титова и многих других. Соученик Раисы по Консерватории Александр Броневицкий уже выступал к тому времени с созданным им блистательным ансамблем «Дружба», где солировала Эдита Пьеха, и тоже не раз заглядывал в Сочи со всей труппой. Как-то раз Рая пришла домой с огромной охапкой цветов - Пьеха с Броневицким отдали ей все подаренные им букеты.

Сочинские годы:
1) с мужем Борисом Храмовым и сыном Сергеем - 1957 г. ;
2) цветы от благодарных слушателей - 1958 г.
3) с сыном - 1958 г.;
4) 1959 г.

Однажды к Раисе приехала из Новосибирска её знакомая певица Наталья Невмержбицкая-Нечаева - с целью прослушаться (и, возможно, заручиться протекцией) у великой Валерии Барсовой, певицы с всемирно известным колоратурным сопрано, в прошлом артистки Большого театра Москвы и профессора Московской консерватории, а тогда уже окончательно переехавшей в Сочи. Раиса привела Невмержбицкую в просторный дом Валерии Владимировны, где в светлом холле-веранде аккомпанировала ей оперные арии. Барсова дала несколько советов и поощрила начинающую певицу.
В те же годы завязалась и дружба Раисы с дирижёром и композитором Серафимом Туликовым.
Такого рода работа предполагает быть всегда на людях. Вот тогда-то и научилась Раиса в полной мере свободному и без комплексов общению. Этому способствовала и ещё одна творческая должность тех лет, о которой я сказал в начале: лектора Филармонии (ныне – Зимнего театра): вечерами она выходила к публике, предваряя исполнение музыки рассказом о ней и её авторах. Не так-то оно просто - говорить увлечённо, «забирая» зал. Но она успешно справлялась с ораторскими трудностями.

Десять лет назад, в 1992-м, мне удалось заснять на позаимствованную видеокамеру (эта техника тогда ещё только входила в нашу жизнь) одно её выступление: Раиса Георгиевна по собственной инициативе разучила со студентами нашего училища старинные российские канты и организовала концерт, в котором дирижировала певческим ансамблем, а перед этим рассказывала слушателям о той необычной музыке, что предстояло им услышать. И вот совсем недавно, когда она пришла ко мне в гости, я рискнул поставить ей эту видеозапись. Вопреки моим опасениям (я наблюдал её прежние реакции на мои фото- и кинохроники с её изображением) она с интересом слушала собственную эмоциональную речь, которую совершенно не помнила, и с шутливым удивлением заметила, показывая на себя ту, на экране: «Надо же: язык-то у неё подвешен!»
Тут же, в сочинской Филармонии, она подрабатывала и концертмейстерством, аккомпанируя вокалистам, и таким образом за один вечер выступала иногда в ролях и лектора, и пианиста. Наконец, не оставляла и основной своей специальности - хорового дирижирования. Она руководила хорами санаториев «Заполярье» и «Орджоникидзе», а также хором музыкальной школы. А в дни проведения массового Праздника песни ей подчинялся огромный сводный хор в полторы сотни человек.

Сочинские годы (продолжение):
1) 1960 г. ;
2) 1965 г. ;
3) 1968 г. ;
4) Сергей - 1973 г.

Благодаря этой «многостаночности» Раиса весьма неплохо по тем временам зарабатывала - до 500 рублей в месяц (это в шестидесятые годы!), то есть на уровне шахтёра или директора фабрики. На разнообразные наряды и украшения, необходимые для публичной работы, хватало с лихвой, но всё же львиная доля расходов приходилась на сына. Жил он отдельно, у бабушки с дедушкой. В опеке недостатка не испытывал. Часто случалось, что поздно вечером, после концерта, Рая шла на бытху (так называется любая гора в Сочи), в дом родителей, чтобы только поцеловать спящего Серёженьку, а затем возвращалась к себе. Час туда, час обратно. Избалованный мальчик рос, посещал школу. Успеваемость стремительно падала, большие деньги уходили на репетиторов. Но толку было немного. Дважды его оставляли на второй год. И если ещё несколько лет назад Раиса Георгиевна не раз получала похвальные листы такого содержания:
«Администрация и коллектив учителей сочинской школы № 2 отмечают хорошие успехи в воспитании Вашего сына Сергея в учебе, поведении и общественной работе», то теперь стало ясно, что подросток упущен. В старших классах он связался с дурной компанией. Раннее курение, выпивки, наркотики, вседозволенность, криминальная среда… Сладу с ним не стало никакого. Он жил сам по себе, старшие – отдельно.

Сочи - город роз, город зноя и вожделения. Он располагает к романам. И когда Раиса порвала семейные узы, вырвалась из-под родительской опеки и пуританского воспитания, она наконец-то «отыгралась», как говорит теперь, наверстала упущенное. Ведь до двадцати пяти она была девушкой робкой и скованной, краснеющей от одного, даже скромного, мужского взгляда. Будучи в компаниях, она зажималась внутренне, боялась выдавить слово (теперь-то в это верится с трудом), стеснялась сшитой руками матери старомодной юбки, отсутствия косметики. Мать заставляла её выглядеть только по своему родительскому разумению. О каких-либо амурных делах и речи быть не могло.
- Ты представляешь, Мишенька, каково мне было: держали меня дома в чёрном теле, я и взглянуть-то боялась первой на кого-нибудь. Это я теперь такая… бесшабашно-разнузданная! (смеётся)… Но при этом кормили от души, и была я этакой пышечкой, вся соком налитая. Тело так и рвалось навстречу мужчине.
В Сочи такие телесные порывы происходят более отчаянно и бурно, чем на нашем севере. И смотрят там на это проще. Стихийная, дарованная природой (или данная в наказание?) чувственность Раи нашла выплеск в многочисленных сочинских связях и увлечениях, этой отчаянной компенсации за «монастырскую» юность.

Сочинские годы (продолжение):
1) Раиса Храмова ведёт одну из музыкальных передач на Сочинской студии телевидения - 1961 г.;
2) Сочи, телестудия: Раиса (за вторым пианистом) поёт в концерте с известными певцами - 1962 г.;
3) фотография в газете - 1965 г.;
4) дирижирует сводным хором на площади перед театром - 1966;
5) хоровой дирижёр Владислав Соколов, диктор сочинского телевидения (позднее - радио Москвы) Софья Дужникова, композитор Серафим Туликов и Раиса Храмова - 1966 г. ;
6) у входа в здание телецентра: Раиса - вторая справа в 1-м ряду - организует на телевидении встречу с космонавтом Германом Титовым (в середине в белой рубашке) - 1968 г.

Такое неизбежно должно было случиться, ибо она воплощает собой тот особенный женский тип, что таит в себе неимоверный запас чувственной любви. Эта порода женщин настолько же мощно влечёт к себе противоположный пол, насколько и сама - бессознательно или осознанно – к нему тянется. Мужчины, спинным мозгом угадывающие это сопритяжение, неудержимо льнут к Раисе Георгиевне и до сих пор – во всяком случае, стремятся побыть рядом с ней подольше, если не прикоснуться… может быть, это происходит из-за желания более полно ощутить себя мужчинами?
Знавала она и безумную, безрассудную мужскую любовь. И неспроста: она была достойна её. Артист МХАТа Анатолий Карпов сбежал как-то раз со спектакля в Новороссийске, сорвав его, и примчался поздно вечером к ней в Сочи. «Встреча было коротка, в ночь её поезд унёс…», а влюблённый артист был за свой поступок уволен из театра. Сейчас он работает режиссёром на киностудии в Калининграде.

В 1973 году Раиса Георгиевна возвращается домой, в родной Ленинград. Преподаёт дирижирование в музыкальном училище на Мастерской улице. Работает в Капелле, снискав обожание мальчиков-певцов. Один из её учеников – Андрей Аниханов, сегодня главный дирижёр Малого оперного театра, Заслуженный артист России.
Живёт она, как и всегда, творческой жизнью. Причём, живёт в легендарном месте – на улице Марата, 15 – в одной из комнат большого и внушительного дома богатого лесопромышленника Митрофана Петровича Беляева – крупного мецената XIX века, нотного издателя и виолончелиста-любителя, собиравшего у себя по пятницам музыкальный цвет Петербурга: М.П.Мусоргского, А.К.Лядова, Ц.А.Кюи, Н.А.Римского-Корсакова, В.В.Стасова и других. Судьбе было угодно распорядиться так, чтобы Раиса Георгиевна, переехав в очередную питерскую коммуналку, стала жить именно в той комнате с высокой, до потолка, печью, где и проходили вошедшие в историю музыкальные вечера. Установила она это случайно: читая как-то ночью книгу, увидела в ней фотографию музыкантов в помещении, стала сравнивать рисунок паркета и другие детали – и выяснилось, что в этих-то стенах и собирался так называемый "Беляевский кружок". На столе у неё и сегодня стоит медный дверной колокольчик, к которому прикасались руки важнейших петербургских деятелей музыкального искусства. Не ощущение ли культурной преемственности и является для неё до сих пор одним из источников неиссякаемой творческой энергии?
Живя в историческом здании, Раиса Георгиевна постоянно находится и в центре культурной жизни, посещая концертные залы, музеи, театры, выставки. Но в Сочи, любимом после Ленинграда городе, продолжает бывать наездами, тем более, что там ещё на иждивении бабушки с дедушкой оставался великовозрастный сын, только что окончивший десятилетку. Её редкие приезды к нему ничего не меняли в образе его жизни. Гораздо больше внимания приходилось уделять ленинградским ученикам.
Тут-то и настигает её страшное известие: сын совершил тяжкое преступление – убил одноклассника. После выпускного вечера нагнал у порога дома и нанёс 14 ножевых ранений.
Мать, конечно, тут же помчалась в Сочи.
И началась для неё кошмарная, мрачная, тягостная жизнь - та самая "нижняя сторона листа", невидимая миру. Она длится и сегодня.
Сколько порогов было обито, сколько дум вымучено бессонными ночами, сколько килограммов бумаги исписано ради смягчения участи сына! Точнее - испечатано: специально была куплена пишущая машинка.
Всё, что могло быть пущено в ход – её связи, его былые знакомства, высокое положение и заслуги её отца – было пущено. Вместо высшей меры Сергей был осуждён на 15 лет колонии строгого режима.
И по сей день хранится в комнате Раисы Георгиевны тяжёлый чемодан с накопившимися за последующие годы кипами прошений, заявлений, ходатайств в различные инстанции – от судов до тюрем. Она свято верила, что сын всего лишь оступился, что ему необходимо помочь.
Это состояние матери сына-преступника хорошо передал Василий Шукшин в рассказе "Материнское сердце":

К тому времени Раиса Георгиевна уже работала педагогом по дирижированию в Ленинградском музыкально-педагогическом училище N 6 – там-то мы с ней и познакомились более 20 лет назад. Но горе своё никому не открывала все годы отсидки сына. Днём преподавала, вечерами ходила на концерты – музыкальная жизнь города тогда бурлила, – а по ночам печатала очередные прошения тюремному начальству о переводе сына то в другую камеру, то в другую тюрьму. И каждые полгода моталась к нему в Краснодарский край, сначала в посёлок Новый Абинского района, затем в другие тюрьмы тех же мест. С небес в преисподнюю и обратно.
От полированных колонн и радужного перелива хрустальных люстр в Большом зале Филармонии – к колючей проволоке и вышкам часовых.
От возвышенности баховской органной музыки в Капелле – в мир поножовщины и низменно-звериных схваток за право главенствовать там, где слабаков используют как женщин.
Теперь все скромные педагогические заработки уходили на дороги, передачи и подношения. Поезда, пересадки, ночёвки где придётся, страшные зрелища этапов, краткие свидания, изнурительное ожидание приёма у кабинетов тюремщиков…
– Боже, сколько я вытерпела за те годы, сколько насмотрелась на жизнь в зонах! Могу тебе, Миша, целую повесть об этом рассказать, ты бы записал.
Виновник же всего этого не ценил визиты матери, ругал её за якобы неправильные действия в отношении его судьбы, разговаривал с ней грубо и осуждающе. За время сидения он ожесточился, втянулся в мир хищных отношений, где сила, и только сила решает всё. Его выручало то, что на хороших курортных харчах он вымахал рослым и крупным, и потому мог отстоять себя в не стихающей ни на день жестокой борьбе за то, чтобы хотя бы не быть «опущенным». И здесь он добился определённого положения, став «законником». Повезло ему и в том, что удалось устроиться тюремным фотографом – не без помощи Раисы Георгиевны, – поскольку прежде он серьёзно занимался фотографией и стал почти профессионалом.
За два месяца до смерти отец Раисы, Георгий Петрович, написал «Просьбу о помиловании» самому главе государства, коим являлся тогда Константин Устинович Черненко – сам уже тяжелобольной, умирающий:

«Товарищ Генеральный Секретарь ЦК КПСС, к Вам обращается ветеран Гражданской и Отечественной войн, участник Ленинградской блокады, более 40 лет проработавший в Ленинграде на заводе им.Козицкого, имеющий правительственные награды. В настоящее время я старый человек, жить мне осталось совсем немного, и только поэтому я осмеливаюсь обратиться к Вам с просьбой. Осужден мой внук Храмов Сергей Борисович за тяжкое преступление. Уже четыре с половиной года отбывает он меру наказания в местах лишения свободы. Я понимаю, что им совершено тяжкое преступление, понимаю, что наказан он правильно. Но за эти долгие пять лет, полные трудных испытаний мой внук в колонии не только ведет себя хорошо, но проявил в работе старание и трудолюбие. Он глубоко раскаялся в том, что сделал, тысячу раз передумал все свои поступки, критически оценил их. Поверьте мне, сейчас он не является социально опасным для общества человеком. Он уже достаточно наказан этими годами.
Мать Храмова Сергея Борисовича, Храмова Раиса Георгиевна, моя дочь, – всю свою жизнь работает преподавателем, стаж работы у неё уже более 30 лет. Мой внук – её единственный сын, и она систематически ездит в колонию, где он содержится. Руководство колонии отзывается о нем только положительно.
Возвращаясь к себе, хочу сказать, что вся моя жизнь прошла в труде и заботах на благо Родины, на благо Партии, – я коммунист с 40-летним стажем, И вот сейчас я старый, больной человек, из-за отсутствия зрения не имеющий возможности приехать к Вам лично, умоляю Вас помиловать моего внука, Храмова Сергея Борисовича.

22 февраля 1984 г.»

Неведомо, читал ли генсек лично это прошение или же оно было передано на рассмотрение его кабинету, но оно возымело действие: Сергей отсидел не 15, а всего 9 лет. Через четыре года, в 1988-м, он вышел на свободу.
Но был он к тому времени уже морально искалеченным, озлобленным существом. И от матери – вместо того, чтобы сблизиться с ней – к концу срока совсем отвернулся. Измышлял одно за другим надуманные обвинения в её адрес. Оно и понятно: 14 ножевых ранений и выживание в последующие годы не могли не сказаться на психике. Шрамы на лице и в душе, полученные на зоне, он будет носить до конца жизни. Вдобавок ко всему в тюрьме он принял магометанство, вследствие чего перестал признавать за людей всех без исключения женщин. Даже мать.
В результате жизнь Раисы Георгиевны после выхода сына на волю превратилась в сплошной кошмар. Приобретённые на зоне уголовные манеры, соответствующий стиль общения и стремление утвердиться за счёт «опущения» другого определяли его поведение и вне зоны. Унижения и измывательства над людьми, стремление подчинять их себе – силой ли, деньгами – стали ему совершенно необходимы. И это в полной мере испытала на себе Раиса Георгиевна, так же, как и её мать – они съехались за год до этого и жили в двухкомнатной квартире на улице Жуковского. Некоторое время Сергей побыл женатым, но брак быстро развалился, как ни пыталась Раиса Георгиевна спасти его.
Относительно спокойный период её жизни кончился. Сын постоянно приводил на ночь сомнительных девиц, каждый раз новых, после чего из квартиры иногда пропадали вещи. Пил, скандалил, избивал мать. Однажды, после того, как он вышвырнул её из квартиры на лестницу, она на месяц попала в больницу с сотрясением мозга.
Почему же мать и сын стали такими разными, диаметрально противоположными людьми? Что это – игра хромосом или просто игра судеб?..
Жить рядом с Сергеем стало ей в конце концов невмоготу. Через долгий и унизительный суд она добилась принудительного размена их двухкомнатной квартиры и разъезда с сыном. Летом 1992 года он получил комнату – там же, на Жуковского, а она однокомнатную квартиру на Литейном проспекте, неподалёку. Это случилось через полгода после смерти её матери (отец умер ещё в апреле 1984-го: «Тихо отошёл, и мне на душе было светло», – говорила она мне тогда).

Наконец-то – отдельная квартира! Теперь она может прийти в себя, избавиться от ежедневных потрясений, перевести дух.
Работает она в том же музыкальном училище, но теперь уже простым концертмейстером. Дело в том, что за несколько лет до того она прилепилась к одной из протестантских религиозных организаций (кому-то – секте, кому-то – единственному истинному пути, не будем сейчас обсуждать это), а именно – адвентистам Седьмого Дня, и с тех пор активно участвовала в их жизни, управляя на собраниях хором при общем пении псалмов. Потому и ушла она с дирижёрской работы: суббота, последний день недели у адвентистов, должен быть свободен от работы и посвящаем молитвам господним и отдыху. Одно время я ради неё тоже ходил на их проповеди (просто было интересно узнать что-то новенькое в 19 лет), помогал адвентистам кое в чём по музыкальной части и даже дважды ездил со всей общиной в Эстонию. Но членом их не стал (да и не мог стать по самому складу своему – видимо, они это почувствовали, потому что, вопреки своему обыкновению, даже не делали попыток вовлечь меня в свою организацию). А Раиса Георгиевна летом 1985-го приняла водное крещение в озере – я даже фотографировал это действо – и стала «сестрой». Видимо, духовность в той или иной форме ей после всего пережитого была необходима. Но сразу надо оговориться, что Раиса Георгиевна всегда была духовно гораздо шире большинства посетителей собраний и далека от сектантской узости, так что с годами стала отходить от посещения собраний и в конце концов вовсе перестала общаться с этими людьми.
Несмотря на пенсионный возраст, жажда кипучей деятельности не покидает её после всех передряг и переезда на отдельную жилплощадь. Раиса Георгиевна проводит вечера в музыкальном фонде Публичной библиотеки, что на Фонтанке, а также в Духовной академии, переписывая редкие ноты – церковные произведения русских композиторов XVIII века: А.А.Архангельского, Е.И.Фомина, В.П.Титова, М.С.Березовского, М.М.Ипполитова-Иванова, А.В.Веделя, Ф.П.Львова, О.А.Козловского, А.Т.Гречанинова, А.К.Лядова и ещё многих и многих, зачастую несправедливо забытых. Это делается с целью издать впервые за 75 послереволюционных лет сборник (и даже не один) русской духовной музыки, снабдив предисловием, давно уже ею написанным.
Кроме того, она ратует на официальном уровне за установку в нашем городе общего памятника Д.С.Бортнянскому, Ф.П.Львову и П.И.Турчанинову – важнейшим, по её мнению, русским музыкальным деятелям XVIII века: два первых долгое время были преподавателями и директорами Капеллы, третий же, имея сан протоиерея, тоже являлся одним из виднейших сочинителей духовной хоровой музыки. Памятник этот она предлагает установить во дворе Капеллы, который на сегодняшний день реставрируется.

Верхний ряд:
1) Надпись писателя Владимира Проходы на подаренной автором книге (1976 г.);
2) Выступление на смотре агитбригад с музыкальным спектаклем "Свет далёклй звезды", посвящённом жёнам декабристов (сценарист и режиссёр Р.Г.Храмова, 1981 г.), на сцене Ирина Плакунова, Галина Жмакова и Светлана Запысова;
3) Выступление на смотре агитбригад со сценками из нашей педагогической практики (Р.Г.Храмова за роялем, 1982 г.);

Средний ряд:
4-6) В Таллинне с общиной (1 мая 1984 г.);

Нижний ряд:
7) Мы в Таллинне (1984 г.);
8) Александр Владимирович Андреев ("Шурик") – бывший ученик Раисы Георгиевны, её вернейший друг и помощник (1986 г.);
9) В домашней обстановке (1990 г.).

Ещё одна из её добровольных стезей – создание любительского хора из девушек и молодых людей: архитекторов, инженеров и студентов технических специальностей. Все 1990-е годы она самоотверженно занимается с ними, разучивая произведения православной тематики, устраивает поездки с выступлениями по городу, области и даже дальше: Приозерск, Репино, Усть-Ижора, Ивангород, Извара, Выборг, Новгород… Гастроли эти ей помогал организовывать её знакомый, работавший в дирекции областных мезеев – Анатолий Леонидович Флёров, и приурочивались они к различным мероприятиям – фестивалям и юбилейным торжествам.
Благодаря Раисе Георгиевне и я побывал во всех этих местах в качестве участника хора (она просила выручать в ответственные моменты выступлений). Хор этот она назвала «Лепта» (от библейского: «Вносить свою лепту в сокровищницу») и даже сама сшила на машинке что-то вроде знамени этого хора из большого куска материи. Помню, как возились мы с ней две ночи, пришивая бахрому и изображения куполов.
Она постоянно поддерживает знакомства с интересными людьми города: Т.В. Римской-Корсаковой, архитектором, кандидатом наук и правнучкой композитора; Ю.А.Пономаренко – председателем Шаляпинского общества; Ю.Ф.Котляровым, также активным шаляпинистом; музыкантом Е.Н.Стравинской, внучкой композитора И.Ф.Стравинского; певицей Е.В.Образцовой; главным художником города И.Г.Ураловым и многими-многими ещё. Иногда возникает ощущение, что её знает половина Санкт-Петербурга! Встречаешься с кем-нибудь, упоминаешь в разговоре её имя – и тут же слышишь: «А, это та самая Храмова!.. » И уже оказываешься связанным её именем и образом с собеседником. В каждой телефонной книжке у меня запись «Храмова Р.Г.» быстро обрастает множеством адресов и телефонов людей, контактирующих с ней: здесь её друзья и родные, врачи и администраторы театров, бывшие ученики и работники прокуратуры, соседи по дому и оперные певцы…
Жизнь Раисы Георгиевны 1990-х годов разветвляется на несколько направлений деятельности. О ней можно сказать словами профессора Ю.М. Лотмана из его биографии А.С.Пушкина:

«Полнота жизни буквально взрывала его изнутри: ему нравилось течь, как большая река, одновременно многими рукавами… Его на всё хватало, и всего ему ещё не хватало».

Ко всему этому можно прибавить удивительное свойство Раисы Георгиевны моментально протягивать людям руку помощи, если она видит в этом надобность. Например, ещё в училище она очень помогала мне – да и не только мне – писать курсовые и дипломные работы: дома у неё всегда было предостаточно материала на любую тему. Она даже предлагала написанные ею добровольно наброски этих курсовых, над которыми она принималась работать, стоило лишь сказать ей о своём новом задании. Эти наброски выполнены были великолепно, с доскональным знанием предмета, и при переписывании (виноват!) приходилось освобождать их разве что от излишней для студенческих работ эмоциональности.
Однажды на 3-м курсе мне задали написать очерк по хоровому произведению Сергея Танеева «Из края в край» на стихи Ф.И.Тютчева. В то время эти ноты почти невозможно было раздобыть. Я поделился с Раисой Георгиевной своими затруднениями, она обещала поискать. На другой день, приехав к ней, я получил сюрприз: уже написанную ею за ночь работу по этому хору! Она прекрасно знала творчество Танеева и не замедлила мне помочь.
А перед сдачей государственного экзамена по окончании моей учёбы в институте только она сумела предоставить необходимый мне редчайший в те годы материал по кантате того же Сергея Танеева «Иоанн Дамаскин». В результате чего я, в свою очередь, смог прочесть его на наших еженедельных общекурсовых собраниях на дому у одной из наших студенток. Раиса Георгиевна, таким образом, помогла и всему моему курсу.
Да и теперь – несмотря на то, что живём далеко друг от друга, почти в часе езды – близки мы при этом до такой степени, что не раздумывая звоним друг другу по малейшему поводу, будь то музыкальная консультация или что-то житейское. При встрече, бывает, музицируем на пианино в четыре руки. Частенько Раиса Георгиевна делится со мной лишними продуктами, присылаемыми ей по благотворительным каналам. Превосходно шьёт и любит дарить сумки, подушки и другие изделия своего швейного творчества.

Поездки хора "Лепта", созданного Р.Г.Храмовой:
1 - 2) Приехали в Усть-Ижору спеть перед патриархом Алексием II (14 июля 1990 года, на освящении ларца с мощами Александра Невского, патриарх в центре 2-го фото); 3) Выступаем перед собором Александро-Невской лавры в день прибытия этого ларца из Усть-Ижоры в Петербург на торжества по случаю 750-летия Невской битвы (15 июля 1990 г.); 4 - 6) Извара, музей-усадьба Н.К.Рериха (21 октября 1990 г.); 7 - 8) Приозерск (1991 г.).

Всевозможные просьбы и поручения близких людей она, несмотря на свою загруженность, берётся выполнять тут же, не откладывая. И делает это с удовольствием – будь то даже простейшие бытовые дела. В этом проявляется её смиренное человеколюбие.
Вспоминаю первое знакомство моё с Раисой Георгиевной в октябре 1981 года. Мне тогда не было и 17-ти. Прошёл только год, как я начал учиться в музыкально-педагогическом училище № 6, и потому знал я лишь небольшую часть из более сотни преподавателей его. Ежегодно, в каждом октябре, проводился в этом заведении конкурс литературно-сценических композиций между всеми курсами училища. И вот мне было заявлено однокурсницами, что нам выделили для руководства этим выступлением «дирижёрку» по фамилии Храмова - ей хочется поставить с нами сцены на темы подвига жён декабристов. Она, мол, желает познакомиться со мной, чтобы я аккомпанировал в спектакле, и ждёт меня на 4-м этаже училища (то был мой первый опыт в концертмейстерстве, которое позднее станет моей основной профессией).
– Я ведь её не знаю, – сказал я тогда. – Как она выглядит, эта Храмова?
– Да как тебе сказать? Ну, такая… в общем, когда увидишь – сразу догадаешься, что это она и есть!
Лучшего объяснения не требовалось. Действительно, когда я увидел её лицо, то мгновенно понял, что это именно та женщина, которая хотела меня видеть. Когда, страшно смущаясь, я бочком зашёл в её кабинет, где она уже сидела в окружении прочих участников (точнее, участниц) спектакля, Раиса Георгиевна встретила меня так, будто мы знакомы уже как минимум лет десять – и всё напряжение тут же слетело с меня.
С этой минуты мы стали близки на всю жизнь. Вскоре мне уже казалось абсолютно естественным вдруг навестить её в квартире на улице Марата, а позднее – на улицах Карловской, Антоновской или Жуковского, где она проживала до Литейного проспекта.
Моя однокурсница Ольга Черкасс вспоминала:
"Как было здорово участвовать в агитбригадах под руководством Р.Г.Храмовой! Особенно мне понравилась ее постановка на 2-м курсе "Свет далекой звезды" о женах декабристов. Я в ней исполняла романс М.И. Глинки "Я помню чудное мгновенье". Мы с девчонками решили откомандировать наших студенток в хореографическое училище, чтобы нам помогли поставить к спектаклю танцы – вальс и мазурку".
Декорации, музыка, танцевальная часть – над всем этим мы хорошенько поработали тогда с Раисой Георгиевной, и спектакль получился очень «храмовский» – трогательный и наполненный русской музыкальной классикой. Именно такими станут через 20 лет и все подготовленные ею радиопередачи.

Теперь вернёмся снова в самое начало 90-х годов.
Время от времени сын всё же вторгался в её более или менее установившуюся одинокую жизнь. И каждое такое вторжение по-прежнему не несло ей ничего хорошего. Впрочем, однажды он приполз к ней совершенно избитый (за что и кем – неизвестно), отлёживался два дня, был непривычно нежен и целовал ей каждый палец на ногах. Но в последующие встречи вернулись прежние отношения – вражда, побои и моральные истязания. Потом он исчез более чем на полгода – ни слуху, ни духу. А в сентябре 1992-го вдруг появились расклеенные по всему городу афиши, где крупными буквами значилось: «ГИПНОТИЗЁР ЭКСТРАСЕНС ХРАМОВ С.Б.». Кроме афиш, о предстоящих выступлениях извещала звуковая реклама в метро и по радио. Это вполне в его стиле – заявить о себе неожиданно и эффектно.
Тут надо поведать тот факт, что после тюрьмы Сергей жил некоторое время в Киеве и учился у скандально знаменитого Анатолия Кашпировского, нашумевшие сеансы массовой психотерапии которого по телевидению и на стадионах вызвали одно время по всей стране бурные споры. Надо полагать, Сергей оказался способным учеником, если смог после этого сам давать подобные представления. Он действительно изумлял зрителей силой внушения и проделывал различные гипнотические фокусы – впрочем, довольно традиционные. Раиса Георгиевна тайком ходила на его выступления и даже покупала по нескольку билетов, надеясь помочь этим сыну материально.

А в начале лета 1993-го он преподнёс матери новый сюрприз: сделал её бабушкой. Событие, конечно, радостное – внук всё же. Она и радовалась, но… обстоятельства появления мальчика на свет опять же отличались странностью: наш герой познакомился где-то на Невском с молодой легкомысленной особой и убедил родить ему ребёнка. Уж чем он подействовал на неё - осталось неясным, но ещё в роддоме она дала расписку, что отказывается от сына в пользу отца. Вот она, расписка (орфография сохранена):

«Я, Тарасова Марина Матвеевна (Храмова). Передаю ребенка рожденного мной 5.06.93 в роддоме «Аист», г.Санкт-Питербурга его отцу Храмову Сергею Борисовичу моему мужу, я же Тарасова Марина Матвеевна от этого ребенка отказываюсь, притензий по поводу ребенка ни когда иметь ни к кому не буду. 9.06.93»

Перед этим они всё же расписались, чтобы не возникало дополнительных сложностей в передаче ребёнка. Но довольно скоро развелись.

«Истец обратился в суд с иском о расторжении брака, ссылаясь на то, что семья распалась, с ноября 1993 г. супружеские отношения прекращены. В семье часто возникали ссоры и скандалы, которые привели к утрате чувства любви и уважения друг к другу. Истец указал, что причиной распада семьи явилось то обстоятельство, что ребенок, который у них родился, был нежеланным для ответчицы, фактически им занимается мать истца, ответчица не проявляла никакого интереса к родившемуся ребенку, не занималась им».

Грудью мать не кормила дитя ни разу: берегла формы. Сергей забрал мальчика себе, назвал в пику свежеиспечённой бабушке восточным именем Рашид, несмотря на русскую национальность обоих родителей и светлые волосы мальчика, и получил благодаря этому отцовству вторую комнату своей двухкомнатной квартиры, оставшуюся после умершего соседа-пьяницы – возможно, изведённого. Сделал в доме дорогой ремонт (где добывал деньги, осталось тайной), обставив его с безвкусной «братковой» претенциозностью. Однако редко и не подолгу жил в своей квартире, предпочитая снимать комнаты в разных местах центра города, каждые неделю-две – новую, а мальчик часто переходил с рук на руки случайных наёмных нянек. Нет сомнений, что Сергей скрывался от кого-то. Он заказал сделать, помимо двойных металлических дверей (как входных, так и в комнаты), решётки и стальные сетки для всех окон своей квартиры на втором этаже, да ещё забил их сверху донизу картоном – как видно, опасался гранаты. Если он и появлялся у себя, то в блатных компаниях. И начинались ночные попойки с грохотом магнитофона и пьяными песнями. Под такие колыбельные в душной, законопаченной и прокуренной комнате малышу приходилось засыпать. Иногда это удавалось ему только под утро.
В эту не похожую на нормальные квартиры «крысиную нору» (у выхода которой изнутри был наклеен плакатик: «Помни – за дверью враг!»), не проникал дневной свет. Не могли проникнуть, как ни пытались, и врачи детской поликлиники, и работники Управления по образованию. Каждый приходящий первым делом натыкался на пришпиленную к двери записку:

«Уважаемые дамы и господа, товарищи и подруги, убедительная просьба!!! Не стучать, не звонить, не тарабанить и не подсовывать записок! Справки по телефону … ».

Однажды Раиса Георгиевна позвонила мне в 2 часа ночи и кратко сообщила:
– Меня вызвал зачем-то сын. Позвонил: «Приходи, чаю попьём!» Прямо сейчас выхожу. Не знаю, чем всё кончится и останусь ли жива! Если что случится, хочу, чтоб ты знал…
Позднее она писала в газете:

«Я пришла. В кроватке плакал голенький, посиневший ребёнок. Плакал, видимо, уже давно. А рядом за столом отказавшаяся от малыша мамаша преспокойно пила коньяк вместе с непутёвым отцом. Когда я протянула руку для того, чтобы укрыть малыша одеялом, сын выгнал меня из квартиры».

Ребёнок год за годом рос в жутких условиях, помешать которым Раиса Георгиевна была не в силах. Он часто бывал забыт в угаре ночных оргий, не одет и не накормлен. Нередко был избит, попав под горячую руку отца.
Сергей постоянно мотался с ним повсюду, часто меняя места жительства. Иногда наведывался в Сочи. Туда, где до сих пор жила мать убитого, нося на груди портретик сына. Известно, что преступника тянет на место преступления.
Изредка ему ударяла в голову прихоть вызвать к себе мать. Он звонил ей – то из своей квартиры, что через два двора от неё, то из Сочи. И она, не раздумывая, преодолевая страх, шла или летела самолётом – ею двигала только надежда увидеть внука, на которой его отец и играл. Она уволилась из училища, где проработала полтора десятка лет, и жила теперь в постоянном напряжённом ожидании. Но никогда не могла быть уверена, что ей позволено будет встретиться с мальчиком. Случалось, что сын, ухмыляясь, отказывал ей в свидании. Даже после утомительного перелёта в Сочи.

«Его чёрный мир врывается в мою жизнь телефонным звонком, пробивая, как пуля. На другом конце провода звучит мрачный голос: «Приезжай!» Всё бросаю и мчусь в аэропорт, на вокзал. Ведь речь идёт о моём внуке! Бывало, что, пробыв в дороге сутки или двое, я оказывалась у разбитого корыта. «Пошла вон!» - кричал сын, а порой бил и выбрасывал на лестничную площадку мои вещи».

Чем жил он всё это время, чем добывал средства? Жульничеством, индивидуальным разбоем или «работой» в криминальных структурах? До сих пор неизвестно. Однажды он кричал матери: «Ты знаешь, кто я? Наёмный убийца!»

Я встречался с ним всего один раз. Точнее, общался в течение двух недель, когда мать его находилась в Сочи по его же вызову – на этот раз с внуком, тогда ещё годовалым, – а он жил в Петербурге, в основном у меня на квартире. Тогда, в июне 1994-го, я по незрелости позволил ему втянуть себя в одну финансовую авантюру, о чём потом жалел, хоть и принесла она мне некоторую прибыль (Раиса Георгиевна свела нас, чтобы я подработал).
Это страшный человек. Для него не существует нравственных ценностей, моральных норм, порядочности, друзей… Словно волк-одиночка, он вынужден постоянно скрываться, петлять, заметать следы своих разбойничьих деяний. Похоже, криминальные наклонности заложены в нём самой природой: такие мысли появляются, стоит лишь взглянуть на жёсткое лицо с хищно выпуклым лбом и беспощадно холодными глазами, на мешковато-непропорциональную фигуру. И тем страшнее он, что не лишён своеобразного обаяния, пускаемого иногда в ход для своих целей. Обаяния достаточно сильного: он умеет быть вежливым, открытым, располагающим к себе лучезарной улыбкой. Эта-то улыбка и вводит в заблуждение тех, кто не знает, что за ней упрятано. Он умён, начитан, интересен в общении. Может со знанием дела давать советы по медицине, торговле, электронике. Он по-своему красив, налит силой, мышцами и особенной мужской энергетикой – той, что привлекает женщин. И губит их.
Сколько разбил он сердец с помощью своего грубого очарования – не перечесть. Но всегда предпочитал одноразовые отношения, сменив сотни женщин. Каждая уходящая из его квартиры «залётная бабочка» должна оставить у него автограф на обоях возле двери – так он завёл. В итоге вся стена его прихожей и сейчас покрыта письменами. Это один из способов унижения женщин, которых, как я уже говорил, он не признаёт за людей. Идя по улице, он попросту сшибает их с ног, как кегли - не уступая дороги и не сбавляя ходу, не оборачиваясь и не извиняясь.
Его женоненавистничество проявлялось и в таких извращённых формах. Перед отъездом в Сочи он звонил какой-нибудь знакомой, вкрадчиво говоря: «Хочешь быть счастливой всю жизнь? Приезжай через час на Московский вокзал». Устоять перед его завораживающим голосом было нелегко. Он увозил очередную пассию на юг, жил с нею некоторое время, но каждый такой роман оканчивался плачевно: оказавшись во время очередного приступа его ярости выкинутой на улицу без вещей и денег, она, избитая и неодетая, кое-как добиралась поездами обратно в Петербург.
В разговорах со мной он вовсю поносил свою мать, говоря о ней самые мерзкие вещи и не желая слушать моих возражений, как ни пытался я защищать её – слишком велико было его негативно-предвзятое отношение к ней. Изредка пробовал я, когда он хвалился в минуты воспоминаний о своём первом преступлении, что зарезал того человека за дело, образумить его: «Какое право было у тебя решать, жить ему или нет! Кто ты – царь, бог?» (восемь с половиной лет назад я был более горяч и горазд лезть на рожон; а он, по счастью, пребывал тогда в благодушном настроении и не реагировал на мои выпады. Человек он вообще-то непредсказуемый – и для других, и для самого себя).
Есть ещё одна любопытная область, в которой он себя проявляет, я уже говорил об этом: владение гипнозом и техникой нейролингвистического программирования, что позволяет достигать мощной силы внушения. Впрочем, когда это умение используется для гнусных дел, то возможно, и называть его нужно по-другому – чёрной магией, что ли. Оно помогает ему и в овладении женщинами, и в денежных махинациях. Я видел, как он тысячами сбывал на реализацию в коммерческие ларьки поддельные аккумуляторы: нескольких минут, в течение которых «обработанный» продавец соображал, что к чему, было Сергею достаточно, чтобы бесследно испариться с полученными деньгами.
Он любит задействовать в своих делах и начинаниях, часто сомнительного свойства, возможно большее количество людей – чтобы всё вокруг него крутилось и работало запущенным им механизмом. Это вызывает в памяти массовые гипнотические сеансы Кашпировского на стадионах и в огромных залах. И в то же время позволить себе устроиться на нормальную работу он не может, поскольку пребывает с определённых пор «в законе», у этого контингента не работать – своеобразное «дело чести». А очень жаль: в его лице пропадает, кроме фотомастера и психотерапевта, ещё и великолепный радиотехник с золотыми руками. Он превосходно разбирается в различных системах радиоприёмников, а многие из них смастерил сам.

1) Сергей Храмов в 1983 г., во время "отсидки" ;
2) Сергей с первой женой - 1989 г. (фотография была порвана им, а позднее склеена Раисой Георгиевной);
3) Во время работы в музыкально-педагогическом училище - 1989 г.;
4) Афиша 1992 года;
5) С внуком в больнице им.Раухфуса - октябрь 1996 г.;
6) Сергей с сыном в Москве - май 1997 г.;

Вообще положительные качества причудливо переплетаются в нём с отталкивающими, причём середины нет: либо – либо. Помню, я так и сказал ему тогда: "Ты не Серый (от «Сергей»), ты – чёрно-белый. Как зебра!"
В тюрьме он писал стихи.

Мне кажется -
моментами я ухожу
Куда-то вдаль
неясными путями,
в туманной
радости брожу
Секунды - как года, -
забывши о печали.

* * *

Это просто небывалый случай,
Чтоб летели на восток стрижи,
Чтоб на запад улетали тучи
Над моею головой во ржи.

Я б зарылся с головой в подушки,
Я устал от этой кутерьмы.
Подожди-ка, жизнь моя подружка,
Мы с тобой уедем из тюрьмы

Наших дум и наших убеждений,
Наших ссор и нашей нелюбви,
Ваших стен и ваших заблуждений,
Я и жизнь - от вашей не-любви.

Мы с тобою вместе загуляем,
Вот тряхнём всем тем, что не сбылось!
Да… Кого-то снова повстречаем,
Вас, - с которой что-то не срослось.

Но остатки дней сопровождая,
Смерть нависнет надо мной, как тень.
Так давай же, лето провожая,
Мы с улыбкою оставим этот день!

Наших дум и наших убеждений,
Наших ссор и нашей нелюбви,
Ваших стен и ваших одолжений,
Я и жизнь – мы вместе по любви.

Во время одного из свиданий на зоне он вручил матери пухлую тетрадь со своими стихами и поручением передать её Бэлле Ахмадулиной вместе с огромной корзиной цветов. Раиса Георгиевна так и сделала: специально ездила на подмосковную дачу поэтессы, в Переделкино («…какая она простая, Беллочка, какая славная! Мы с ней вместе жарили яичницу и очень хорошо поболтали»). Бэлла Ахатовна расставила цветы в многочисленные вазы и вазочки, стоявшие у неё по всему дому, почитала тетрадь и одобрила стихотворные опыты Сергея. А в ответ подарила ему последний из своих опубликованных сборников, сделав на нём дарственную надпись.
Как-то плохо верится в то, что этот же человек способен был избивать свою мать и своё дитя. Иначе как серьёзным нервно-психическим расстройством такого поведения не объяснить.

10.

Когда после очередного такого «воспитательного акта» – Рашиду было тогда три с половиной года – ребёнок попал в больницу с ушибами лица и головного мозга, бабушка (она же, придя тогда к нему, и вызвала милицию и скорую) развернула наконец активную борьбу за внука. Началась эпопея спасения мальчика, продолжающаяся по сей день. Раиса Георгиевна добилась лишения его отца родительских прав, пройдя сквозь всевозможные кабинеты вплоть до Государственной думы, наладила отношения с Мариной, матерью Рашида, и сумела убедить её принять участие в судьбе ребёнка (теперь по её почину все называли его Родионом), подключила прессу, в результате чего стали появляться газетные статьи с призывами к соответствующим инстанциям; словом, по её признанию, «била во все колокола».

"Суд решил: из-за злоупотребления спиртными напитками, агрессивного поведения по отношению к окружающим – воспитателям детского сада, сотрудникам милиции, к своей матери – и ввиду того, что поведение ответчика отличается от общепринятого, т.к. он принял ислам и закончил курсы гипноза, лишить Храмова С.Б. родительских прав на сына, передав ребенка органам опеки и попечительства."

Но лишение родительских прав - это ещё полдела. Надо забрать ребёнка у отца! А как это сделать, если он вдруг опять исчез? Скрылся вместе с мальчиком... И даже объявление его в Федеральный розыск не дало результатов. Известно только, что в своей петербургской квартире Сергей не появлялся. След его всплывал где-нибудь в Белоруссии или на Украине. Потом вдруг задним числом стало известно, что одно время он находился в Литве, в лечебнице для душевнобольных. Где пребывал тем временем его сын – осталось невыясненным.
Позднее всплыли факты о том, что раза два-три Сергея всё-таки задерживала местная милиция – то в Бологом на пути в Запорожье, то в Воронеже на пути в Одессу, то ещё где-то (большей частью в поездах), но… почему-то отпускала. То ли не сходились законы для его немедленного ареста, то ли он воздействовал на их служителей гипнотически. Мальчика с ним не видели.

«Самое удивительное, что еще полтора года назад судебный пристав принял постановление об ограничении выезда из России Сергея Храмова, что, однако, никак не стесняет последнего в его заграничных вояжах,

- Больше того, в декабре 2000 года из ГУВД Петербурга Раисе Георгиевне сообщили, что ее «заявление проверено и в связи с тем, что ее внук без вести пропавшим не является, согласно существующему законодательству, оснований для розыска и принятия каких-либо мер к его отцу органами внутренних дел не имеется. На основании этого ранее заведенное на Храмова С. Б. розыскное дело прекращено. Обязанности по исполнению судебных решений возложены на судебных приставов». А судьба Рашида, которого вот уже четыре года никто не видел, остается неясной».

Квартира на улице Жуковского пустует уже не один год. Следы Родиона полностью затерялись. Если он жив, то в каких краях мотается с беспутным отцом? Наверняка тот рукоприкладствует по-прежнему, он без этого не может. И скорее всего, мальчик нужен ему в первую очередь как прикрытие.

«Я готова на всё, лишь бы спасти ребёнка, вырвать его из ада…

– Особенно страшно бывает по ночам, когда мучает бессонница, а внутри бьётся раненой птицей мысль: необходимо спасти внука!»

Всё это продолжается уже почти шесть лет.
Одно время Раисе Георгиевне приходилось принимать сильнодействующее снотворное. Бессонницу, скачки давления, сердечные и нервные болезни, псориаз, психическую неуравновешенность – все эти «награды» получила она в результате длительной войны с сыном.
Но поразительно, что при всём этом она не утратила жизнелюбия и жажды активного взаимодействия с людьми! Она общительна и всегда заряжена энергией. Иногда вспыльчива. Попробовал бы кто-нибудь, скажем, в поликлинике не дать ей нужную справку! Горячий человек, она такое поднимет, она такое скажет… Теперь ей после всего пройденного уже ничего не страшно. Но – отходчива. И обязательно потом извиняется за свои всплески.
На днях зашла она в швейное ателье и, когда обслужили её недостаточно вежливо, устроила там небольшой скандальчик, вызвав заведующую, которая всё и уладила. Но Раиса Георгиевна не была бы собой, если бы назавтра специально не пошла туда просить прощения.
Ещё случай, тоже недавний. Лежала она в больнице, и назначили ей гастроэнтероскопию. Процедура не из приятных. Когда она началась, Раисе Георгиевне показалось (да так оно, скорее всего, и было), что медсестра, этакая бой-баба, заталкивает ей в рот резиновую трубку с датчиком на конце довольно грубо, без должной аккуратности. И вот пациентка вырывает из себя наполовину введённое устройство, вскакивает с кушетки, отшвыривает в сторону кишку с зондом и в ответ на удивлённые восклицания выдаёт такую тираду:
– К вам пришёл больной человек, он ждёт от вас внимания к себе, заботы! Так неужели вы не в состоянии отнестись к нему бережно, чтобы не травмировать его горло и его душу?!
И выходит за дверь.
Назавтра к ней приставили для проведения всё того же зондирования двух практикантов-арабов. Ну, уж с этими-то знойными мужчинами она раскрылась-растеклась в своём женском обаянии, и всё прошло прекрасно. С молодыми врачами она умеет заигрывать весьма артистично и озорно.
А когда через день я пришёл навестить её, она попросила, помимо прочих заказов, купить для той самой медсестры шоколадку: «Она всё-таки старалась!»
Как и всегда, не может удержаться от эффектных мини-сцен. Прибираясь в квартире сына, она обнаружила порнографическую видеокассету и в порыве праведного гнева разделалась с нею следующим образом: стоя у перил Аничкова моста, размашистым театральным жестом отправила её в воды Фонтанки. Что это, если не всплеск эксцентрической натуры?
Раз в месяц, с пенсии, она устраивает маленький спектакль: надев свой лучший наряд, идёт в продуктовый магазинчик и с видом богатой дамы, привыкшей властвовать, распоряжается:
– Мне, пожалуйста, вот этот тортик в красивой коробке, и ещё сервелат, и морковь самую лучшую. И ещё вон тот кусок сыра – и нарежьте, если вас не затруднит!
Ей нравится смотреть, как молодые люди бросаются её обслуживать.
По-прежнему остаётся женщиной, может купить недорогой перстенёк в комиссионном магазине: «Неужели я недостойна этого маленького подарочка себе?» Но способна и полпенсии ухнуть на роскошную книгу об искусстве или о Петербурге.
Не могу с ходу подобрать адекватного антонима к слову «сухой» – в применении к характеру человека, его манере общения, – но Раиса Георгиевна в своём поведении с людьми всегда именно такая, «несухая»: эмоциональная, активная, раскованная, сексуальная, экспансивная, доброжелательная…
И ненасытна она в общении с теми, кто ей близок. Придёшь к ней – и слышишь:
– Ну вот, наконец-то что-то живое у меня в доме зашевелилось, заговорило. Как это здорово!
Есть у неё редкое качество: способность внимательно слушать собеседника и мгновенно проникаться его эмоциями, его повседневной жизнью. Она никогда не выкладывает, подобно иным, первой свои новости, какими бы шокирующими они ни были, а непременно выслушивает сначала пришедшего к ней, давая ему разрядиться от накопившихся эмоций и информации. Сочувствует искренне, и потом уж рассказывает о своих делах и бедах. Иногда становится неловко: ты ей невольно выбалтываешь все свои мелочи, а у неё, оказывается, такое…
Мы, два-три верных друга (среди них Мария Янченко - "Машенька" и Александр Андреев - «Шурик»), стараемся почаще навещать её и помогать по дому. Живёт она очень скромно, практически впроголодь. Но зато – в самом сердце города, откуда рукой подать до множества исторических мест, где она любит прогуливаться. Через проспект от неё – садик музея А.А. Ахматовой в Фонтанном доме, куда наведывается она по утрам кормить ворон. Совсем неподалёку Филармония, Публичная библиотека, Летний и Михайловский сады – во все эти места она ходит пешком, избегая общественного транспорта.
Она постоянно в движении.

11.

Несмотря на тяжёлую личную драму, Раиса Георгиевна любит жизнь каждой клеточкой.
– Человек должен нести в себе свет и любовь, – говорит она.
Испытав горечь унижений и потерь, издевательств и неудач, теперь она особенно радуется каждому новому дню. Ни разу в жизни я не видел её плачущей. Зато хохочущей, весело шутящей вижу и слышу постоянно. Фонтаны юмора так и брызжут из неё при каждом нашем общении. Словно 17-летняя озорная девушка, она каждодневно находится в состоянии влюблённости в кого-нибудь. Тут вспоминаются слова А.Блока: «Только влюблённые имеют право на звание человека».
Жизнерадостность её заразительна. И неспроста на восьмом десятке она продолжает привлекать к себе мужчин своей неувядающей женственностью, своим непосредственным кокетством. Поистине: если уж дано природой, то на всю жизнь. Шведский карильонер (специалист по колоколам) Йо Хазен, у которого она не так давно брала интервью, на многолюдном банкете за столом выразился о ней так:
– Это магнетическая женщина!
Юношей и сегодня тянет, не раздумывая, прильнуть к её плечу и исповедаться – так велика её притягательная сила.
Даже лёжа с сердечным приступом перед врачом скорой, она продолжает оставаться женщиной – манящей и заигрывающей. Вообще с мужчинами-врачами она, сколько я её помню, вечно шутит озорно и фривольно, причём делает это без расчета и фальши, а просто всем своим естеством. Оттого и не торопится из её дома «неотложка» к другим пациентам – быть может, занудным и ворчливым. И уж если приехал к ней пожилой ли мужчина, молодые ли парни, – обслуживают тщательно и с усердием, часами. Им нравится быть возле неё. От такой женщины отлепиться непросто!
На болезнях своих этот «вечный двигатель» не зацикливается, воспринимая их лишь как помеху своей деятельности – творческой и иной. Раису Георгиевну можно встретить повсюду: на Невском, на Лиговке, на площади Искусств, на Театральной… Она непрестанно снуёт по городу со своей старинной сумочкой или с рюкзачком за плечами. Часами просиживает в нотном и других фондах Публички, ходит на концерты в Мариинку и Филармонию, посещает по приглашениям презентации и собрания людей искусства, продолжает – уже который год! – добиваться установки памятника Бортнянскому, Львову и Турчанинову, ища уважаемого в городе музыканта, который возглавил бы фонд для этого.
– Я прямо вижу перед собой явственно этот памятник: Бортнянский сидит за роялем, откинувшись назад, позади него стоит Львов со скрипкой, а рядом, в рясе и с крестом Турчанинов. Замечательный ансамбль!
Пока, к сожалению, дело движется медленно, хотя «добро» на это и свои подписи ей лично дали губернатор города Владимир Яковлев, Народный артист России Кирилл Лавров, директор Капеллы Михаил Чаркин, главный дирижёр и художественный руководитель «Мариинки» Валерий Гергиев, филармонические дирижёры Юрий Темирканов и Александр Дмитриев, директор Эрмитажа Михаил Пиотровский, ректор Петербургской Консерватории Владислав Чернушенко, председатель Санкт-Петербургского отделения российского Союза композиторов Андрей Петров и ещё много влиятельных людей. Какой же духовный и физический потенциал, какую волю и убеждённость в своей идее надо иметь, чтобы обегать всех этих людей, попасть к ним на приём и увлечь своей благородной мечтой!
У меня сохранилось одно из писем по поводу этого памятника. Не удержусь и приведу его полностью, ибо оно отражает не только само дело, но и характерный слог Раисы Георгиевны:

«Санкт-Петербург, Смольный.
Губернатору Яковлеву Владимиру Анатольевичу —
музыкальные деятели СПб.
Об установлении в СПб единого памятника
великим русским композиторам XVII — XVIII в.
Д.С. Бортнянскому, П. И. Турчанинову и Д. Ф. Львову.

Уважаемый Владимир Анатольевич!
Обращаемся к Вам на грани двух столетий и в преддверии величественной даты — 300-летия Санкт-Петербурга, — которая, без сомнения, будет отмечена не только нашим городом, но и всей Россией, ибо нет той области науки и культуры, на которую не оказала бы животворного воздействия его творческая жизнь. Европейски образованные русские ученые, зодчие, музыканты, трудились многие десятки лет, создавая общепризнанные шедевры, превратившие город Петра в один из красивейших городов мира, в центр мировой науки и культуры.
Мы восхищаемся гармоничной красотой нашего города. Поражает торжественное величие православных петербургских храмов с устремленными ввысь куполами. Издавна в них звучали редкой красоты песнопения, переполняя сердца верующих искренним молитвенным чувством. К этому направляла и вела духовная музыка гениальных русских композиторов, во главе которых были Бортнянский, Турчанинов, Львов. Верой и правдой служили они русской православной церкви, своему Отечеству. Вдохновенные их труды не потеряли значения на протяжении трех столетий.
Дмитрий Степанович Бортнянский (1751 — 1825) — прославленный русский композитор с мировым именем, выдающейся мастер хорового письма для хора “а сарреllа”. Его хоровые концерты глубочайшей философской мысли, согретые горячий человеческим чувством стали событием в истории русской музыки, эталоном красоты и мастерства. 29 лет Бортнянский возглавлял Придворную певческую Капеллу. Руководимый им хор Капеллы покорял своим божественным пением сердца великих европейских музыкантов.
Алексей Федорович Львов (1798 – 1870) — европейски знаменитый композитор, дирижер, скрипач-виртуоз. Его разносторонняя деятельность заслужила признание великих современников: Шумана, Мендельсона, Мейербера. 24 года возглавлял Придворную певческую капеллу, еще более усовершенствовав мастерство руководимого им хора капеллы. Автор многих духовных сочинений. Автор народного гимна " Боже, царя храни''. Его теоретический трактат " 0 свободном и несимметричном ритме" (1858) является серьезным вкладом в русскую музыкальную науку, наряду с многолетними трудами по гармонизации древних распевов. "Но более всего замечательно то, — писал композитор, — что я окончил положение простого церковного одноголосного напева в 4-х-голосную гармонию всего "Обихода" и краткий " Ирмологий". Этот огромный труд доставлял мне великое наслаждение, я видел, что служу православной церкви и всякому христианину на многия, многия годы..." «Обиход», составленный Львовым и множество его других переложений, современники считали крупными событиями церковно-певческой жизни России.
Протоиерей Петр Иванович Турчанинов (1751 - 1856) — любимый русским народом композитор, регент Митрополичьего хора, учитель пения Придворной певческой Капеллы. Духовные сочинения Турчанинова и особенно его гармонизации древних напевов отличали ясность, простота, мастерство изложения. Его ирмосы, задостойники, тропари, Херувимские звучали повсеместно, а чудные гармонизации болгарского распева " Тебе одеющегося", " Благообразный Иосиф", хоровой концерт "Воскресни, Боже", красочные и искренние — истинные шедевры русской церковной музыки. Таким образом, можно сказать, что заслуги Бортнянского, Турчанинова и Львова на поприще духовно-музыкального творчества были велики и значительны, о чем говорит жизненность их трудов на протяжении 3-х столетий. Все они трудились последовательно в течении полувека. В одну пору они близко знали друг друга и служили один за другим в одном месте, в Придворной певческой капелле. Их сплачивало одно общее дело — вернуть русскую церковную музыку к ее истокам, к подлинным древним напевам.
Признавая высокую ценность и значительность вдохновенных трудов композиторов 100 лет назад передовые деятели русской музыкальной культуры приняли решение установить трём великим музыкантам Д.С.Бортнянского, П.И.Турчанинову и А.Ф.Львову единый памятник, подобно тому, как един был их труд. Возглавил движение крупный музыкальный деятель, руководитель московского Синодального хора, директор Синодального Училища церковного пения, профессор московской консерватории, а позже Управляющий Петербургской Певческой капеллы Степан Васильевич Смоленский. Он и выступил с этой великолепной идеей, на страницах журнала " Хоровое и регентское дело" за 1909 год. № 3 за март месяц. Дело не ограничилось только этим. В журнале " Музыкальный труженик" № 4 за 1909 год было опубликовано Воззвание Временного комитета. Воззвание гласило :
"Государь Император по всеподданнейшему докладу Министра Внутренних Дел, 24 июня 1908 года, Высочайше соизволил разрешить образованному в СПБ-ге Временному комитету по увековечению памяти русских композиторов: Бортнянскому и его ближайших приемников Турчанинова и Львова повсеместный в Империи сбор пожертвований посредством публикаций, объявлений, устройства концертов и лекций на предмет сооружения в СПБ-ге общего памятника означенным композиторам. Временный комитет не сомневается в том, что многомиллионная Русь откликнется на призыв..."
Воззвание подписали С.В.Смоленский, А.А.Архангельский, регент Казанского собора В.А.Фатеев, протоиерей М.А.Лисицын.
В настоящее время у нас возникло огромное желание осуществить идею установления памятника, неосуществлённую 93 года назад. Это стало бы прекрасным единением времён, единением русских музыкантов во имя искусства. Хочется воскликнуть вместе со Смоленским: "Теперь в России появится памятник своим учителям-художникам! На нашем памятнике должна быть выражена не только честь и благодарность прошлому, но и ЗАВЕТ будущему. Трудно еще сказать, как мы объединимся в служении этому завету и как твердо усвоим мы народную тропу в нашем искусстве. Несомненно однако, что это прежде всего зависит от нас самих, от нашей энергии, сплоченности, дружбы, зависит и ускорение постановки памятника нашим учителям песнотворцам. Нам надо сложиться, потрудиться, внести каждому свою посильную лепту, чтобы иметь право сказать: это памятник НАШ! Вот наш стяг!"
Может быть нам, по примеру наших предшественников, объявить сбор народных средств? Ибо не оскудела Русь талантами и многочисленными любителями прекрасного. Жива на Руси жажда любви, гармонии, красоты.
Уважаемый Владимир Анатольевич! Просим Вас поддержать нашу идею, привлечь на конкурсной основе наших петербургских художников, скульпторов, архитекторов. Пользуясь намеченными по утвержденному плану реставрационными работами, призванными преобразовать исторические дворы Капеллы и превратить прилегающие улицы в пешеходную зону, установить памятник великим и любимым русским музыкантам памятник как послание будущим поколениям!»

2000 год

12.

Хочется думать, что все эти усилия не пропадут всуе...
И при всём том, какой бы кипучей деятельностью ни занималась Раиса Георгиевна во имя петербургской культуры, где бы она ни находилась, её никогда не покидает и иная забота: где-то сейчас внук? Жив ли? И параллельно с «красочной» стороной листа она без устали продолжает его поиски. Иногда ей помогает в этом одумавшаяся под её воздействием Татьяна, горе-мамочка, когда-то написавшая ту самую злосчастную расписку: «от этого ребенка отказываюсь, притензий по поводу ребенка ни когда иметь ни к кому не буду». Теперь, к счастью, она отказалась от самой этой расписки, написанной под чужим влиянием. В своём заявлении в Дзержинский федеральный суд она пишет:

«В отношении меня нет судебного решения о лишении родительских прав, т.е. я являюсь матерью и обладаю всеми правами, предоставленными законом родителям».
«В настоящее время мое решение изменилось, я хочу и готова воспитывать ребенка, для чего у меня есть необходимые условия».

Конечно, без Раисы Георгиевны она не развернула бы эту деятельность по возврату мальчика, которого нужно ведь ещё найти.
Неутомимая бабушка постоянно навещает следователя, судебного пристава, инспектора отдела по охране детства, председателя комитета опеки и попечительства, подталкивает пробуксовывающий Федеральный розыск письмами в прокуратуру, в МВД, в Главное управление юстиции по Санкт-Петербургу и области, а также в Москву, в Министерство юстиции. Бережно хранит детскую одежду, собирает игрушки. Никогда не отключает телефон, и даже если смертельно устала, больна или просто легла спать - обязательно поднимает трубку при звонке: а вдруг?.. Завела телефон с АОНом, чтобы определить, откуда позвонит сын — ведь может быть… Перезванивает по всем определившимся незнакомым номерам — а что, если?.. Попросила меня купить ей фотоаппарат, самый простенький, чтобы в случае неожиданной встречи с сыном и внуком иметь доказательство этого.
И моментально откликается на любую весточку о возможном местопребывании мальчика.
Однажды в районный отдел милиции пришло сообщение из Приозерского района, что в лесу обнаружен труп ребёнка лет семи. Раиса Георгиевна готова была тут же поехать в Приозерск для опознания; хорошо ещё, что городской прокурор, курирующий это дело – женщина вдумчивая и неравнодушная (мы вместе ходили в её кабинет, но, к сожалению, я забыл её фамилию, что-то вроде Проскурова), — отговорила ехать сразу, связалась с кем надо и выяснила, что в милиции напутали: обнаружен не труп, а живой мальчик, только не говорящий, с дефектом речи, и направлен вовсе не в Приозерск, а в Гатчину, и не светловолосый, как Рашид, а тёмненький. Всё же Раиса Георгиевна ради собственного успокоения съездила в гатчинский детдом, повидалась с этим чужим мальчиком и подарила ему часть приготовленных для внука игрушек.
Сергей всё ещё «лежит на дне» и не объявляется. Разве что косвенными способами: время от времени в районный суд приходят письма пасквильного содержания, где порочатся Раиса Георгиевна и её родители. А полгода назад она ездила ненадолго погостить в Сочи по приглашению старых знакомых, и там, на столике одного из кафе, обнаружила брошюру, автором которой оказался её сын. Поначалу напрашивалось предположение, что книга была специально подкинута на нужное место в нужное время. Но после выяснилось, что небольшая квартирка города Мариуполя, которую Сергей купил по случаю, и в которой периодически жил, вся завалена тысячами экземпляров этого «самопального» издания, подготовленного, по-видимому, к распространению. Возможно, большая часть тиража специально была отведена на Сочи — город, где Раиса Георгиевна долгое время работала, где и теперь её многие помнят — и "раскидана" там с целью очернить эту память. В своём литературном «изделии» Сергей описывает мытарства с Рашидом и козни злой старухи-матери, вызывая у читателя сочувствие к себе и неприязнь к ней. Сам он фигурирует в третьем лице как Баран Борисович. В книжке есть цветные фотографии, на одной из них он снят на Красной площади в Москве во весь рост с сынишкой на руках, а через страницу помещён жуткий, карикатурно-устрашающий портрет матери в каком-то сюрреалистическом стиле – скорее всего, его собственное творение. Неизвестно, сколько лет назад написана книга. Во всяком случае, достаточно давно, ещё в начале исчезновения её героев.
За годы поиска Рашида вышло несколько газетных статей о бесплодности попыток его бабушки, о бездействии, молчании и отписках исполнительных властей, обязанных заниматься этим делом. Я имею «нелегальные» ксерокопии лишь первой и последней из них. Остальные не читал, прозевал как-то их выход, а просить у Раисы Георгиевны неловко. Первая статья называется «Сына я потеряла, спасите внука!». Последняя - несколько странно: «А был ли мальчик?» Под этим заголовком, словно в опровержение его, помещена фотография бабушки с внуком, единственная на сегодняшний день. Улыбающаяся, почти счастливая Раиса Георгиевна обнимает испуганно смотрящего в объектив трёхлетнего Родиона, как она его называет. Вышло так, что я случайно сфотографировал их в то время, когда он две недели пребывал вместе с ней в детской больнице им. Раухфуса после побоев отца. Я совершенно не представлял себе тогда, что этот снимок (как и свидание их) будет последним и впоследствии станет представлять собой большую юридическую ценность, попав во все розыскные дела. Статья вышла год назад, и до сих пор о Рашиде ничего не известно. А бабушка всё надеется, всё ждёт. Всё представляет себе, каким он стал теперь – через год, через два, через пять лет… Как-то позвонила мне:
— Посмотри по телевизору рекламу детского «Орбита», там один мальчик так похож на Родика! Не он ли?
А ведь кроме поисков внука и творческой жизни — посещения оперных театров, музеев и библиотек, она занимается ещё и социальной деятельностью, состоя в обществах ветеранов-блокадников и пенсионеров. И ко всему прочему, бесстрашно борется против шума холодильников в открывшемся под её квартирой частном магазине, хоть это и небезопасно. А также добилась после четырёхлетней «письменной войны», подключив к ней жильцов, установки оград во дворе и металлических ворот в арках своего и соседнего домов на углу Литейного проспекта и улицы Жуковского. Подъезжавшие с заднего крыльца магазина вопреки установленным правилам и с грохотом разгружаемые под окнами с шести часов утра хлебные фургоны не давали спать обитателям этих домов и очень портили и без того нелёгкую жизнь Раисы Георгиевны, привыкшей работать за письменным столом до глубокой ночи.
Могут сказать: ага, чтобы заглушить сердечную боль о внуке, отвлечься от мыслей о нём, она и находит себе всяческие дела! Но позвольте, а разве Пушкин творил оттого только, чтобы развеяться от бед и несчастий, уйти от ударов судьбы, которых на его долю выпало поболее, нежели у большинства смертных? Ссылки, слежка, запрет на выезд из России, отказы в брачных предложениях, одиночество, травля и прочие напасти. Тут впору попросту запить и забыться, а он…

13.

… Вот уже четвёртый год, как жизнь Раисы Георгиевны вошла в относительно спокойную колею: найдя новую интересную сферу приложения сил своей деятельной натуры, она может не отрываться на житейскую суету и плодотворно работать. Сын так и не даёт о себе знать, судьба внука неизвестна. Конечно, поиски его не прекращаются. Но они, к счастью, не слишком отвлекают её от главного. А занимается она теперь тем, что работает автором и ведущей музыкальных передач на радио. Рассказывает о композиторах прошлого, об их жизни и произведениях. И это замечательно, что ей вновь удалось найти с в о ё поле деятельности, то дело, которое она любит и в котором реализуется её творческий потенциал.
Таких получасовых передач она создала уже не одну сотню. Предпочтения каким-либо композиторам в ущерб другим не отдаётся.
— Я люблю того композитора, которым в данный момент занимаюсь, - говорит она.
Круг их необычайно широк: от Баха, Генделя, Гайдна, Бетховена и Шуберта до Глинки, Львовского, Ипполитова-Иванова и Лядова; от Паганини, Листа, Вагнера и Дебюсси до Танеева, Шостаковича, Глиэра и Шнитке. Сама Раиса Георгиевна по поводу выбора тем признаётся:
— Меня постоянно увлекает что-то новое, я вся разрываюсь от идей!
Но всё же приходится оставаться в рамках духовной тематики, поскольку это - христианская радиостанция «Теос». Хотя они, эти рамки, и здесь бывают ей тесны, как тесны были теософские рамки братьев-адвентистов.
— Я бьюсь в них, как рыба в ведёрке, и часто лихо вырываюсь из них в светскую жизнь. Что поделаешь, такая уж я есть!
Программа «Классическая музыка» выходит на станции с июля 1997 года. Раисе Георгиевне принадлежит сама её идея, да и вся подготовительная работа ложится исключительно на её плечи – это я утверждаю, как очевидец. Коллега её, профессиональный чтец А.А.Строгалев, лишь произносит на пару с ней готовый текст, выношенный ею и отпечатанный дома. Ночами Раиса Георгиевна пишет сценарии, а дни проводит в библиотеках, в основном в Публичной, подбирая материал. На остатки своей жалкой пенсии покупает, если требуется, кассеты и диски. Затем, по её выражению, «приходит трепетный момент записи», то есть проникновенный рассказ ведущей о композиторе. После начитывания на студии текста под него «подкладывается» музыка. И здесь приходится отчаянно ужиматься: время передачи ограничено, надо рассчитывать звучание отрывков буквально по секундам, оставляя место и для текста.
— Меня всю переполняет, я могу рассказывать часами, а надо уложиться в два машинописных листа! – жалуется автор.
Она всегда пытается воссоздать дух эпохи, в которой творил её герой, дух его окружения: изучает старые газеты и другие архивы, приводит высказывания современников, подбирает соответствующие стихи.
Слушая эти радиопередачи, я ощущаю тот исходящий от них душевный подъём, то просветление, скоторым они готовились и записывались их создательницей.
Круг её интересов и тем не замыкается только музыкой. Например, она живо откликнулась на идею создания литературно-исторического цикла передач для программы «Виват, Петербург!", посвященным истории города и его культурным событиям.
Благодаря трудам Раисы Георгиевны воскресли многие забытые русские и западные музыкальные шедевры. Любители музыки в Москве и Санкт-Петербурге сразу узнают в эфире её голос – с мягким грудным тембром, с задушевной, «домашней» интонацией, призывающий уже одним своим звучанием к милосердию и доброте. Как трогательно читает она, например, письма Надежды фон Мекк, адресованные П.И.Чайковскому в цикле передач о нём! Как тепло рассказывает о любви Роберта Шумана к Кларе Вик или о первых русских романсах Козловского, Титова и Бортнянского! Люди пишут и звонят на студию, интересуясь не только содержанием музыкальных бесед, но и личностью их ведущей. В результате за последний год появилось две передачи о самой Раисе Храмовой – с её участием в прямом эфире, когда можно было позвонить и поговорить непосредственно с ней, спросить о её жизни, работе и личных пристрастиях.
Это счастье, когда знаешь, что твоя титаническая творческая работа не пропадает и находит у людей отклик!
На днях она жаловалась мне:
– Терпеть не могу, когда звонит вечером в выходной день какая-нибудь старинная подруга: «Ну давай, рассказывай: как дела, как поживаешь?» Не понимает, что вот сидит она, развалившись в кресле, готовая болтать бесконечно, и думает, что и я вот так же сижу и имею вагон времени. А у меня работа кипит: только что из библиотеки прибежала, разложилась с книгами, надо передачу срочно готовить! И некогда мне убивать время на трёп, у меня и так его мало осталось…

14.

Голос её нельзя не узнать с первого же слова – пойманный в радиоприёмнике или зазвучавший из снятой телефонной трубки. Мы перезваниваемся постоянно.
Вот для образца наш последний телефонный разговор, происшедший только что, стоило мне лишь дописать последнюю фразу.
– Алё-о?.. Мишенька, родной мой человечек! Как твои дела?
– Раиса Георгиевна, дорогая, здравствуйте! У меня… да что у меня! Потихоньку. У вас-то что нового в жизни?
– Ты знаешь, я опять влюбилась!
– Прекрасно! Я бы удивился, если б эти ваши пассажи прекратились. И кто же очередной избранник?
– Наш новый участковый. Недавно я зашла в милицию – ну, ты знаешь, всё по тем же делам… и он меня сразу поразил: красавец молодой и кудрявый, ну прямо Аполлон! А голос – нежный такой баритон. Я прямо растаяла, как он заговорил. Сама не своя теперь хожу.
– Ну что ж, не робейте, беритесь за дело! Вам ведь ничего не стоит любого охмурить.
– Да, мои кавалеры всегда это говорили. И чего они все ко мне льнут? Ты не знаешь?
А у самой в голосе искрящееся кокетство.
Чему же здесь, собственно, удивляться? Конечно, все чувствуют огромное обаяние, исходящее от этой женщины – вот и льнут к ней.
Раиса Георгиевна продолжает:
– Вчера на студии наши молодые парни – оператор, звукорежиссёр и остальные – все так и вились вокруг меня, так и хлопотали: кто кофе предлагал, кто стул, кто подвезти на своей машине…
– Значит, были на то причины! Наверно, есть в вас что-то такое, что заставляет их забыть всех других женщин.
– И всё-таки, Мишенька, я недавно пришла к выводу, что лучше всего в отношениях с мужчинами подходит лёгкий флирт. Такой вот невесомый, далеко не заходящий!
– Исключительно мудрое решение! Действительно, зачем лишние проблемы? Зачем разбитые сердца, одиночество, да ещё, боже упаси, и роддом?
Она хохочет от души. А потом мечтательно произносит:
– А поверишь ли, я бы и сейчас не отказалась кого-нибудь произвести на свет. А то всё одна…
Потрясающая женщина: в 75 – такое желание! Опасаясь развивать больную тему, плавно перевожу разговор в другое русло.
– Нет уж, ваши слушатели не простят вам ухода в личную жизнь. Они ждут вашего голоса.
– Да, это так. Кстати, на прошлой неделе в Москве проводился конкурс христианских радиостанций по всей стране, директор ездил туда. И наша получила главный приз – «Золотой микрофон». Здоровая дуля такая, в полметра высотой.
– Поздравляю! Мне кажется, если бы не ваши передачи - шиш бы досталась ему эта дуля. Он должен вас наградить поездкой на Багамы, вместо того, чтоб самому туда мотаться каждый год.
Я говорю почти серьёзно. Без музыкальных передач Раисы Храмовой радиостанция, очень может быть, ощутимо проиграла бы в рейтинге.
– Что ты, какие там Багамы! Я ведь даже не в штате, мне зарплата не положена. Подкидывают какую-то копейку периодически – и то ладно! Недавно вот мешком картошки наградили за рассказ о Скрябине.
– Вам бы потребовать… ну, хотя бы какой-то стабильный оклад.
– Нет уж, я и заикаться не хочу. Я ведь всё во славу Божью делаю… Ладно, побежала за рабочий стол, меня там Берлиоз ждёт. Хочу передачу подготовить о нём. А может быть, и цикл, если не уложусь в одну – очень уж о многом рассказать хочется.
– Вы только не перетруждайтесь и силы рассчитывайте! Чтобы вовремя лечь.
– Да уж… Страшно подумать ведь, сколько мне лет! А я ещё всё чего-то хочу, бегаю, занимаюсь чем-то – неугомонная такая... А интересный он был мужчина, этот Гектор! Передо мной тут книги о его жизни разложены. Изучаю их, выписываю много. Я бы не отказалась с ним познакомиться поближе, если б тогда жила.
И смеётся своим всегдашним грудным смехом: лукаво-сдержанно-таинственно-загадочно-намекающим. Я отвечаю:
– Да и он бы на вас «запал», думается! Ладно уж, идите, ступайте к своему Гектору. Ради российского образования отпускаю, хоть и дрожу от ревности!
И мы, смеясь, сердечно прощаемся.
Любит Раиса Георгиевна людей, любит общение с друзьями. Взрывы её заразительного смеха неизменно наполняют крохотную квартиру на Литейном. Я часто бываю у неё. Здесь, в этой 11-метровой комнатушке, заставленной книгами до потолка, куются все замыслы передач, создаются их сценарии. Воочию убеждаешься в громадности подготовительной работы перед выходом в эфир. Перелопачиваются горы литературы, вручную делаются бесчисленные обширные выписки из архивов и старых газет, осуществляется перевод с латинского, французского, немецкого языков. Кто не видел, какой грандиозный труд предшествует небольшому рассказу о каждом новом композиторе, о каждом его произведении, тот не в силах постичь эту «кухню», слушая готовую передачу. С такой самоотверженностью можно работать разве что во имя Господа, подобно великому Иоганну Себастьяну Баху, смиренно подписывавшему свои гениальные творения: «Einem Gott der Ruhm!» («Одному Богу слава!») – без указания имени автора.
Так что, если есть желание – можно ловить каждый день волну 275,5 м – и упиваться рассказами о музыке и жизни её творцов.

Вот так и живёт рядом с нами эта поразительная женщина, незаурядная и яркая натура, старинный мой друг и замечательный душевный человек, дай ей Бог долгих лет здоровья и творческой энергии. И ещё – спокойных условий для плодотворной деятельности. Пока я пишу эти строки, она выпускает очередную передачу на радиостудии. А может быть, сидит в библиотеке, скрупулёзно и добросовестно делая обширные выписки. Или бегает по магазинам в поисках кассеты с нужной музыкой. А ночью будет перепечатывать на пишмашинке – той самой, что была куплена когда-то совсем для других надобностей, – не раз уже переписанный от руки сценарий. И вскоре можно будет насладиться новой передачей об очередном композиторе – то ли ещё Берлиозе, то ли уже Алябьеве, Монтеверди или Свиридове. За её творческим процессом трудно уследить.
Какой по номеру передачей – 350-й? 640-й?
Она и сама давно не ведёт им счёта.
Да и надо ли?..

(2002)

15. ЧЕРЕЗ ПОЛГОДА

Жизнь Раисы Георгиевны постоянно движется, изменяется, ежедневно в ней что-нибудь происходит. Вот и за те месяцы, что я описывал понемногу, урывками, её судьбу, она – судьба эта – не стояла на месте, а по-прежнему изобиловала событиями и поворотами.
Их было немало, но самое главное, что произошло за это время в её жизни – она нашла внука! Да, она вновь обрела его после шестилетних поисков. И теперь живёт с ним и наслаждается счастьем бабушки. Не зря, значит, ждала она чуда!
Оказалось, что жил он в Молдавии, в Кишинёве – вот куда додумался упрятать его хитроумный папаша! Ведь в Белоруссии или на Украине, не говоря уже о России, его легче было бы отыскать. Теперь Родиону девять лет. Он учился в музыкальном лицее, владеет фортепиано.
Сергей сам позвонил матери оттуда и предложил ей забрать ребёнка – надоела ему, видно, его волчья жизнь.
Она тут же сняла с книжки все свои сбережения, накопленные на этот случай, и отправилась в Кишинёв. Привезла обожаемого внука, а заодно и заблудшего сына.
Я встречал их на вокзале. Сергей, которого я не видел восемь с половиной лет, сильно изменился: выглядел осунувшимся, отощавшим и каким-то пришибленным. Мало что осталось от лихого плечистого бугая, каким он был прежде.
Родион остался жить у бабушки, а отец его сам попросился на лечение в психиатрическую лечебницу, где и находится по сей день.

2002 - 2003 г. :
1) "Тише! Идёт запись!" (в помещении радиостудии) ;
2) "Полёты наяву" (на даче у друзей);
3) С внуком в дельфинарии;
4) Фотография Роди в "Московском комсомольце»";
5) Усилиями бабушки мать и сын вновь нашли друг друга!

Раиса Георгиевна уже второй месяц не может прийти в себя от радости. Болезни по этой причине отступили от неё, даже такая прилипчивая, как псориаз. Вся накопившаяся любовь к внуку, а вместе с ней жалость, гордость, забота – всё это хлынуло через край прорванной плотиной. Бабушка не расстаётся с ним ни на час, она водит мальчика повсюду: на концерты, в детскую оперу, в музеи и на выставки. Её, как и прежде, можно встретить в любом месте центральной части города, но теперь уже не одну.
Недавно на обложке «Московского комсомольца» появилась большая цветная фотография Роди возле памятника Пушкину на площади Искусств, а дальше – фото самой Раисы Георгиевны и интервью с ней о Пушкине. Гуляя в центре города, они случайно встретились корреспонденту, проводившему опрос к пушкинской дате, и таким образом снова попали в газету. На этот раз, к счастью, уже не по поводу поисков ребёнка.
Будем надеяться, что из него не вырастет второго Сергея.

(2003)

16. ЧЕРЕЗ МНОГО ЛЕТ