Талант раскрытия таланта

Начать эти записки я хочу с рассказа о человеке, рядом с которым работаю бок о бок уже много лет в качестве концертмейстера, о преподавателе высшей категории класса вокала Нине Казимировне Корневой. И если судьба моя не сложилась так, как должно, то всё же одним из её подарков я считаю постоянное общение с этой замечательной певицей.
Вообще-то я не был ранее сторонником многолетнего сидения на одной работе. Когда во времена моей юности, советские ещё, по радио хвалили какого-нибудь ветерана труда – токаря или водителя, и единственная запись в его трудовой книжке подавалась как жирный плюс к его достоинствам (так боролись с текучкой кадров), мне это казалось странным: просидеть 40 лет в одном цеху, когда кругом такой интересный мир, столько можно узнать и столькому научиться… Теперь, после длительной работы с этим замечательным мастером сцены, я стал понимать, что глубокое овладение специальностью требует десятилетий. А тогда, по молодости, прыгал кузнечиком по различным работам в стремлении поскорее узнать жизнь, и под конец занесло меня на целых восемь месяцев в Шушары, где я аккомпанировал в цирковой студии роскошного Дома Культуры при совхозе-миллионере. Правда, львиную часть занятий по приглашению тренера учился вместе с другими исполнять сальто на батуте, чтобы, по его словам, не валять дурака за клавишами (всё равно выступления шли под «фанеру» и должность была поэтому липовой), а с приходом тёплых дней председатель совхоза вообще стал использовать нас, всех трёх музыкантов ДК, на полевых работах, чтобы вместо зарывания таланта в землю мы зарывали туда луковицы и семена – всё полезней для страны.

Проковырялся я в совхозной земле май и июнь, а в июле уволился и махнул в Крым безо всяких планов на будущее. Гурзуф, Ай-Петри, Алупка, "Никитка", Ласточкино гнездо… Вернулся в Ленинград вечером 31 августа, по блату достав билет (ибо в те времена выехать из Крыма в конце лета было для простых смертных почти нереально), а поутру направился на Финляндский вокзал в районное Бюро трудоустройства – с целью найти себе подходящую работёнку. Встречаю в автобусе друга Серёжку Васильева, бывшего соученика по музыкально-педагогическому училищу № 6.
Он мне:
– Куда едешь?
– Работу искать. А ты?
– Хочу заглянуть в нашу «альма матер», поздравить бывших учителей с Днём знаний. Давай со мной, работа не волк!
– Ладно! Только ненадолго.

Поехали мы.
В училище я первым делом наткнулся на преподавателя фортепиано Станислава Венедиктовича Морено, своего прежнего учителя и кумира.
– Какими судьбами здесь?
– Работу еду искать, завернул вот по дороге.
– Иди к нам! Мы сейчас концертмейстеров набираем в педклассы. Нам такие, как ты, как раз и нужны! – и, не дав опомниться, он повёл меня за руку в канцелярию, где продиктовал заявление о приёме на работу в только что открывшиеся на базе училища музыкально-педагогические классы. Определили меня аккомпанировать на вокале, и оказался я за дверью с табличкой «Класс преподавателя Корневой Н.К.» Саму её я помнил очень смутно, ибо учился пению у другого (к большому сожалению) преподавателя.
Таким вот случайным образом я и очутился 1 сентября 1988 года на этом рабочем месте. «Ненадолго» тянется уже почти полтора десятилетия.

– Я тогда спросила: «А он играть-то умеет?» – вспоминает она теперь с улыбкой. В своё время не хватило мне честолюбия и некоторых других качеств, чтобы стать практикующим пианистом, однако во время учёбы я действительно усиленно занимался фортепиано, просиживая за клавишами по 10 часов в день – таким меня и запомнили наши педагоги, поэтому ответили: «Умеет, а как же!» Такая оценка была теперь сильно завышенной: после четырёхлетнего болтания по всяческим работам, в том числе далёким от музыки, пианистическая форма почти сошла на нет, разве что хватало её как раз для аккомпанирования в среднем учебном заведении, да ещё у такого снисходительного и терпимого педагога, как Корнева (дирижёры не простили бы мне огрехов). Да и психологически мы прекрасно сошлись. Так что моё счастье, что досталась мне именно она: с годами у нас сложился прочный ансамбль, и больше, пожалуй, ни у кого не продержался бы я столько лет. Хотя мне и дали тогда всё-таки, помимо корневского класса, ещё несколько концертмейстерских часов у других вокалистов и даже дирижёров-хоровиков, но эти соединения оказались по разным причинам нестойкими. Наш же с Ниной Казимировной тандем слаженно катится до сих пор.

Она пришла в педагогику из большого артистического мира – театрального и музыкального. Нина Корнева была своим человеком среди таких громких имён, как Владислав Стржельчик, Кирилл Лавров, Олег Басилашвили, Илья Рахлин, Ирина Богачёва, Алиса Фрейндлих, Эдуард Хиль, Эдита Пьеха, Александр Броневицкий… Отсюда – её стремление и привычка работать с учениками только на предельно профессиональном уровне, выносить на публику лишь высококачественные, тщательно отшлифованные номера – даже там, где этого вовсе не требуется. Её стиль, если можно так сказать, антисамодеятельный: она не терпит любительщины, безответственного довольства собой на сцене.
В детстве я стал однажды случайным свидетелем репетиции в большом пустом зале одного юноши, учившегося на артиста разговорного жанра. Он стоял у края сцены и десятки раз повторял единственное слово «собака», бросая его в полутёмные своды зала с разными интонацией, дикцией, высотой и скоростью произношения, отрабатывая мельчайшие детали звучания этих трёх простых слогов. Впервые я увидел тогда подлинный сценический труд – тяжёлый, без прикрас. Только так артист достигает высот эмоционального воздействия на зрителя.
Ещё пример, уже сегодняшний: Манана Гогитидзе, внучка композитора Андрея Петрова, похудела за год учёбы в театральной студии со своих 135 кг до 70-ти – почти вдвое! И вот так, на износ, трудятся все студенты актёрского факультета. Увлечённые подготовкой нового спектакля, они буквально днюют и ночуют на сцене, забывая о питании, личной жизни и вообще обо всём, кроме театра.

Нина Казимировна хранит традиции этой настоящей артистической работы. Оттого-то все концерты, подготовленные ею, отличаются высочайшим профессионализмом: «сделанностью» и чётким пониманием задачи каждого номера, компактностью формы, отрепетированностью деталей – от выхода на сцену до покидания её.
– Я не люблю самодеятельности, – говорит она, мягко посмеиваясь, – не люблю халтуры, не выношу все эти "домашние радости". Если уж я с кем-то делаю вещь, то делаю! – говорит она.
Эта мягкость интонаций, внешности и вообще её натуры, всегда ровный и неторопливый тон общения, мудрое нежелание тратить эмоции на житейскую суету вводят иных в заблуждение. За спокойствием и податливостью до определённого предела, стоит зайти чуть дальше, натыкаешься на кремень – сильную волевую женщину, с которой опасно шутить и пытаться использовать её для каких-либо своих целей. Но она не унижается до применения этого оружия всуе. Сдержанность, достоинство, самообладание – вот качества, ни разу не покидавшие Нину Казимировну, сколько я ни наблюдал её на людях в различных ситуациях за годы нашего знакомства. Иногда случалось мне видеть, как переносит эта внутренне крепкая женщина болезнь (бывают на работе приступы с печенью), не позволяя себе расслабиться ни на секунду – и тогда невольно думается: ну и сильная же натура!
Воля необходима учителю. Без воли он не в состоянии повести за собой. Артисту без неё тоже нечего делать на сцене. Нина Казимировна рассказывала, как у них в оперном театре коллеги в шутку испытывали друг друга на выдержку: во время генеральной репетиции кто-нибудь из своих же, сидящих в первом ряду, вынимал целый лимон и начинал делать вид, что смачно кусает его. Сможет ли поющий не остановиться и допеть?
Однако во время непосредственной работы Нины Казимировны в классе это её качество – сильная воля – совершенно незаметно. Всё идёт как бы само собой, безо всякого нажима с её стороны. Она не расходуется на мелочи, не пытается серьёзно учить вокалу и сценическому поведению нерадивых, неспособных, тусклых в культурном плане студентов из положенного педагогической нагрузкой контингента. Ей просто неинтересно заниматься с малоодарёнными. То есть она, конечно, учит и их тоже, но не более, чем того требует учебный план. По-настоящему она включается в работу лишь тогда, когда проявляет к кому-либо интерес. Сколько уже раз я замечал, как от прорезавшегося на двух-трёх нотах у новичка голоса, либо от промелькнувшего у первокурсницы актёрского дара, какой-либо эмоции при разучивании – в глазах Нины Казимировны мгновенно загорается специфический огонёк, равнозначный целому монологу: «Э, да здесь материал имеется! Есть над чем поработать. Надо повести для начала вот так…а затем дать это...», – и так далее. Десяток-другой-третий человек проходит мимо её внимания, как вдруг она в кого-нибудь «вцепляется», проявляет неожиданную заинтересованность учащимся, давая ему понять: буду делать из тебя то-то или то-то. И тогда начинается работа, филигранная работа мастера своего дела, наблюдать за которой – истинное удовольствие, равное эстетическому наслаждению от художественного произведения.
Каждый такой её урок – это настоящий мастер-класс, полезный любому «вольнослушателю», присутствующему на нём. Мне посчастливилось день ото дня наблюдать таинство того, как из пустого, казалось бы, места рождаются артисты.
Как она чует искру божью там, где другие не замечают ничего – загадка. А обнаружив слабое мерцание этой искры, тут же начинает бережное и умелое раздувание её. Часто думается: «Ну разве может из него (или из неё) выйти что-нибудь путное? Там же нет ничего!» Но Нина Казимировна видит вдаль, как никто. И творит чудеса. Пришедшие когда-то в её класс девчонки-подростки, которые еле-еле «попискивали» в минимальном диапазоне, через пару лет уже свободно поют сложные вокальные произведения. А зажатые и боявшиеся сцены вдруг поражают всех, знавших их прежде, играя роли в сценах из спектаклей Островского или Чехова.

Где-то мне довелось читать про очень редкий вид бабочки, которая за километр способна почуять капельку секрета, выделяемого особью противоположного пола. Такое же обострённое чутьё имеет Нина Казимировна на любое проявление дарования, особенно сценического и вокального.
К сожалению, носители его не всегда бывают людьми нравственно чистыми. Тут уж приходится выбирать: развивать ли в человеке природную одарённость, невзирая на его сомнительные личные качества, или отказывать ему в обучении и тем самым, возможно, в сценическом будущем? И она великодушно выбирает первое: взращивание таланта в ком бы то ни было, снисходительно относясь к душевным изъянам. По этому поводу у неё идёт давний спор с преподавательницей-методисткой нашего колледжа Ангелиной Друговой – активным, душевным и творческим человеком, нашим вечным союзником и помощником. У той – подход идеалистический: искусство должно твориться только чистыми руками, только людьми высокой порядочности и культуры поведения. Нина Казимировна с горечью отвечает:
– Если бы это было так!
Она может говорить об эгоизме и самовлюблённости Эдиты Пьехи, которую хорошо знает ещё со времён студенчества, и тут же восхищаться её неповторимым низким голосом; может рассказывать о скверном характере актёра Василия Ливанова, с которым ей довелось сниматься на студии «Ленфильм», и одновременно признавать его творческие достижения (мультипликация, литература) и даже гордиться тем, что созданный им образ Холмса признан лучшим самими англичанами; более того – это одна из любимых её ролей в кинематографе.
Мы помним немало примеров из истории искусства, когда великие таланты не всегда оказывались великими людьми. Да и морально-этическая сторона музыкального, кинематографического и театрального закулисья зачастую мешает полностью отдаваться искусству. За сценой, как известно, обыкновенно много «грязнее», чем на сцене. С этим, к сожалению, сталкиваются практически все артисты и творческие люди вообще.
Но у Нины Казимировны своеобразное мнение о людях искусства: она убеждена, что среди них не может быть людей нормальных, порядочных в бытовом, приземлённом смысле, то есть стабильных, надёжных, уравновешенных. Иначе они не были бы творцами!

Наряду с преподаванием постановки голоса Нина Казимировна иногда помогает подготовить кого-либо и к поступлению в Театральный институт (теперь Академию). За последние несколько лет она решалась на моей памяти «делать» туда студенток четырежды. Характерно, что каждый раз затея не была авантюрной – все они поступили. И это при конкурсе в 80 – 100 человек на место!
Прослушивание и вступительные экзамены на протяжении четырёх туров проходят в напряженном темпе, нужно успеть собраться и выложиться полностью. Мне приходилось не раз наблюдать эту процедуру, приезжая в Театральную Академию вместе с нашими абитуриентками, чтобы аккомпанировать им: умение петь для актёра расценивается как дополнительный плюс, так что мы включали в экзамены вокальные номера. И девушки с честью выдерживали труднейшие испытания.
В чём же причина успеха тех, с кем занималась Нина Казимировна? Надо полагать, здесь объединяется несколько слагаемых. Во-первых, она берётся готовить далеко не любых желающих учиться на актёрском факультете (ведь все хотят стать знаменитыми актрисами!), а лишь тех, в ком видит истинное призвание к тому, и кто достаточно крепок духом и телом, чтобы выдержать неимоверные нагрузки актёрской профессии, изведанные ею изнутри. Во-вторых, ей хорошо известна конъюнктура Академии (СПбГАТИ), ведомы все пожелания, взгляды, запросы экзаменационной комиссии и даже личные вкусы и требования каждого из её председателей – их пятеро, сменяющих друг друга ежегодно. И, наконец, в-третьих – это, может быть, главное – её удивительное умение безошибочно выбрать именно те стихи, именно ту басню и прозу, которые подошли бы данной кандидатке, раскрыли бы её в полной мере. Одной из них она может посоветовать прочесть отрывок из повести Василия Шукшина «До третьих петухов», другой – детскую сказочку, третьей – стихи Вероники Тушновой. А ведь большинство никем не руководимых поступающих отсеиваются из-за того, что не умеют правильно выбрать себе репертуар, не представляют себе всей сложности задуманного мероприятия, всех его подводных камней и течений, чуть ли не через одного читая «Ворону и лисицу» и монолог Катерины из «Грозы» – вещи, давно приевшиеся всем экзаменаторам. Нина же Казимировна, как я уже говорил, в этом отношении снайпер, и забавно бывает наблюдать, как в ответ на её ценнейшие слова: «Я вижу тебя в этой басне (песне, прозаическом отрывке, стихотворении)» иная девица пытается спорить, доказывать что-то своё. Со стороны себя труднее увидеть, а я-то знаю теперь наверняка, что разумнее всего будет тут же согласиться, чем через ошибки и заблуждения прийти к тому же. Согласиться и, не откладывая в долгий ящик, начать работу над образом и исполнением, в которой Нина Казимировна всегда поможет.

– Ладно, я сделаю с тобой эту вещь, – спокойно и уверенно говорит она. И действительно делает. С твёрдой гарантией успеха.
А иной желающей стать актрисой может заявить прямо:
– Нет, актёрский тебе не светит. Попробуйся-ка лучше в Мюзик-Холл, там всегда нужны ноги «от шеи», это важнее артистизма.
Другой же студентке скажет:
– Ты – субретка по своему типу и по росту, тебе лучше идти в эстраду или джаз. Это твоё.
Зачастую ученица сама толком не может определить, куда её влечёт, хватается за произведения разных стилей и тесситур – за те, что привлекают её в данный момент. Это вообще распространённая дилетантская ошибка – пытаться исполнять те вещи, что нравятся, а не те, что подходят. В таких случаях Нина Казимировна предлагает:
– Ты сначала реши для себя сама, чего бы тебе хотелось. Если появится желание петь классику – буду тебя раскрывать как классичку, у тебя может прорезаться неплохое lirico (лирическое сопрано), я уже в тебе это чувствую; хочешь петь джаз – наоборот, поведу голос вниз, будешь привыкать к иным приёмам; а если тебя тянет к народному пению – тут уж должна быть совсем другая манера, «в открышку», она с другими несовместима. Так что решай, куда тебя вести.
Она не говорит: «буду тебя учить», «буду преподавать» (поучение чуждо её натуре), она говорит просто: «поведу». Учитель и должен вести за собой. Быть проводником к тем вершинам, на которых побывал сам.
Подъём на гору непрост. И пусть большинство сходит по дороге с дистанции, но ведь даже и с половины пути открывается вид гораздо более просторный, чем от подножия. Вершины, достигнутые самой Ниной Казимировной – результат не только её природных данных, но, главное, трудолюбия и воли. Это те вершины, покорение которых воспринимается не как незаслуженное хватание с неба звёзд, а как закономерное следствие упорной работы. «Подлинный художник лишен тщеславия, он слишком хорошо понимает, что искусство неисчерпаемо», – сказал Бетховен. И тот, кому не понаслышке знаком адский труд актёрской профессии, никогда не опустится до «звёздной болезни». Её синдром обнаруживается лишь у тех, кто уже научился что-то делать на сцене и испытал опьянение успеха, но не понял ещё, что главное учение и главный труд – впереди. Вспоминаю подъём на Эйфелеву башню: на первом ярусе ещё кружится голова, потому что, глядя вниз, физически ощущаешь высоту, отделяющую тебя от земли; на последнем же, третьем, это ощущение проходит – в таких поднебесных высях находишься.
Вообще-то Нина Казимировна это «головокружение от успехов» на начальной стадии даже поощряет, исподволь подыгрывая ему и давая чрезмерно положительные оценки малым достижениям. Первое время я недоумевал: к чему эти преждевременные похвальбы? Но позднее оценил их стимулирующую роль.

Она сама прошла все вехи пути к мастерству. За плечами её – громадный сценический и педагогический опыт, накопленный не одним десятилетием. Хотя… возраст её трудноуловим, и пытаться определить его – занятие безнадёжное и бессмысленное: ведь «всё врут календари». Я и сам точно не знаю истинного корневского возраста и не имею желания узнать. Прошлой весной, пребывая в доме отдыха на Вуоксе, я познакомился с научной сотрудницей Эрмитажа и Академии Наук, искусствоведом Светланой Гурьевной Савиной, которая, как выяснилось, прекрасно помнит певицу Нину Корневу ещё по Рижскому театру, где та блистала в середине 1960-х; эта пожилая женщина удивила меня вырвавшимся у неё восклицанием: «Как, она ещё работает?» Я с удовольствием засвидетельствовал это. И готов утверждать, что возраст, признаки которого скрываются умением и волей, ей не помеха для плодотворного преподавания: Нина Казимировна и сейчас в прекрасной форме – деятельна и подвижна, может позволить себе надеть на свою ладно скроенную фигуру элегантные брючки, и по-прежнему работает в двух-трёх местах, выдерживая нелёгкие переезды в общественном транспорте с пересадками, что и молодым бывает не так-то легко.
Невысокая и поначалу не очень-то заметная, со светлыми «скандинавскими» волосами, уложенными в скромную стрижку, с лицом то простовато-ироничным, то погружённом в себя, но со следами привычки быть всегда на публике и располагающе улыбаться, чему не мешают волевые губы и проницательный взгляд, она удивительным образом умеет моментально вызвать доверие к себе. И не захочешь, а раскроешься, обо всём расскажешь ей, лишь только начнёт она с участием расспрашивать. Такова уж притягательность её артистической натуры.

Она имеет сильное влияние на окружающих. Раньше я не мог постичь загадки: почему, когда заговорит Нина Казимировна, пусть и вполголоса – всё кругом умолкает и уважительно прислушивается, хоть речь может идти о простых бытовых вещах; тогда как мои слова к учащимся – даже серьёзные и важные – часто пропадают всуе? Потом понял: дело здесь не только в её крепкой воле, но ещё в силе и певучести её голоса – качествах, отсутствующих у меня. Без видимого напряжения её неторопливая вокализированная речь перекрывает все остальные голоса в колледже. Если я нажимаю без игры на педаль нашего большого концертного рояля, струны его с поднятыми демпферами чутко резонируют, подхватывая её слова и отзываясь гудением, даже если она говорит вполсилы и находится на расстоянии десяти-пятнадцати метров от меня.
Сознавая это свойство, Нина Казимировна не стремится во время урока демонстрировать голосовые качества и показывать учащимся своим настоящим развитым голосом, как нужно петь. Она доверительно делится со мной опытом по этому вопросу:
– Им нельзя петь полным вокальным звуком, я убедилась. Когда-то, бывало, пискну им какую-нибудь ноту вверху второй октавы, чтоб повторили, а они, наоборот – теряются и зажимаются: «Я так, Нина Казимировна, никогда не смогу!» Поэтому перестала – пусть сами пробуют.
А ведь многие учителя вокала только и поют на уроках во весь голос, не в силах удержаться, и этим «задавливают» иных студентов. Личный показ, безусловно, нужен, но далеко не во всех случаях.
Ещё одно проявление скромности: не терпит Нина Казимировна отмечания на работе своих юбилеев и поздравлений в свой адрес, воспринимая их болезненно (вспоминается застенчивый Д.Д.Шостакович, который регулярно «заболевал» на свои 50-ти, 55-ти, 60-ти и прочие -летия). Не любит она застолий, тостов и речей, поэтому всегда заранее предупреждает наших профкомовских дам, чтобы не тратили общественные капиталы и не готовились справлять даты в её честь, как это у нас принято. Хочет оставаться в стороне от этой "шумихи" и спокойно работать.

… И всё же качеством, более всего потрясающим меня в Нине Казимировне, является её невероятная, фантастическая, иногда даже пугающая и никогда не дающая сбоев и н т у и ц и я. Она, интуиция, проявляет себя буквально во всём: и в мгновенном «раскусывании» людей, и на профессиональной ниве, и в житейских мелочах. За все годы, что я контактирую с Н.К.Корневой вплотную, не было случая, чтобы она ошиблась, дала неверный прогноз или ложный совет. Всегда, абсолютно всегда она попадала и попадает в точку! Её правильные догадки в сложных ситуациях поразительны, её чутьё людской натуры прямо-таки сверхъестественно. Даже немного не по себе бывает от сознания этого – ни соврать, ни утаить от неё ничего нельзя! Впрочем, я давно уже перестал это делать. Перестал и спорить с ней, после нескольких поражений смирившись с её непременной правотой и привыкнув безоговорочно полагаться на её мудрые слова, верные предсказания, меткие характеристики, дельные пожелания и точные советы. Такой невероятной проницательности я ни в ком более не встречал, – и к кому же мне теперь идти со своими проблемами и дилеммами, как не к Нине Казимировне, способной всегда понять человека лучше его самого?..
Сложись судьба её по-иному, она могла бы стать превосходным следователем, Шерлоком Холмсом наших дней. Или же психологом, исключительно тонким человековедом. А может быть, и врачом: постоянно наблюдая, как распевает она учащихся, я не могу отделаться от ощущения, что она насквозь, словно с помощью рентгеновских лучей, видит их горло и весь голосовой аппарат, видит всё, что происходит там – вибрацию связок и столба воздуха, движение трахеи, гортани, косых мышц и диафрагмы; видит вместе с тем и путь, по которому надо идти, чтобы улучшать работу артикуляционного аппарата и резонаторов, развивать объём лёгких, совершенствовать тембр голоса и выразительность.

Как известно, вокал – дело тонкое. Заблудиться в его дебрях ничего не стоит. Легко можно «переборщить» или попасть впросак, поведя голос не туда, куда направлена его физиология. И здесь я не встречал равных этому мастеру своего дела по точности диагностики, хотя наблюдал за обучающей деятельностью многих педагогов-вокалистов, в том числе и замечательных специалистов. Но часто, слишком часто среди учителей вокала, даже именитых, встречаются такие, что ведут ученика по неверному пути, против его природы. Иные от недостатка интуиции, иные оттого, что привыкли учить студентов «под себя» – то есть, будучи сами хорошими вокалистами, но сомнительными педагогами, стремятся привести всех к собственной манере пения, без учёта и дифференциации их индивидуальностей, чем и губят нередко их вокальные данные. Но в Нине Казимировне счастливо сочетаются и вокалист-практик, и учитель (лучше – Учитель): для каждого она умеет найти собственный рецепт, свой единственно верный приём. И хотя я не раз слышал от неё скромное признание: «Я не педагог, я артистка!», его опровергают говорящие сами за себя её блестящие педагогические достижения.

Рентгеновские же лучи в отношении уже не тела, а души приходят на память и тогда, когда видишь, как в считанные секунды распознаёт Нина Казимировна внутреннюю суть (ту самую душу, а иногда и душонку) свежего, вновь пришедшего для обучения в нашем классе человека. Успевает почуять порядочность одного или «гнилое нутро» другого. Говорю ей, бывало, о новой студентке:
– По-моему, хорошая девушка, приятная и симпатичная такая…
– Нет! Барахло, – отвечается мне; и в правоте этих слов я убеждаюсь иногда через неделю, иногда через полгода. И напротив, Нина Казимировна может мимоходом обратить моё внимание на незаметную «серенькую мышку»:
– В ней доброта и порода чувствуются, то есть врождённое благородство.
(Такое, к сожалению, случается гораздо реже).
Она именно тот учитель, что, по словам Гоголя о другом учителе из «Мёртвых душ», ”одарён чутьём слышать природу человека” .

То же – и в обучении. Иную ничем не блещущую новенькую Нина Казимировна, к удивлению моему и других, выделяет из массы прочих и начинает «делать» её особо, заниматься так, как умеет только она. В итоге через 3 – 4 года девушка поступает в Консерваторию, Театральную Академию или поёт на оперной сцене. А более яркие по природным своим данным и, как казалось, гораздо дальше могущие пойти, но на которых Нина Казимировна почему-то не пожелала тратить лишние силы и занималась с ними постольку-поскольку, глядишь – «закисают» в процессе работы и не достигают успеха из-за недостатка трудолюбия или по другим причинам, предугаданным ею с самого начала. И мне остаётся только в очередной раз удивиться её непостижимой проницательности.
Характеристики молодых дарований и прогнозы их будущего, даваемые Ниной Казимировной, безошибочны.
Когда её муж, начинавший преподавать вокал в Театральном институте, принёс домой видеозапись экзамена своих первокурсников, она, просмотрев её, указала лишь на одну незаметную студентку, не выделявшуюся среди других ни голосом, ни блестящей внешностью, сказав ему:
– Вот эта девочка будет петь!
Так и вышло. Теперь «девочка» выступает в паре со своим мужем, это лучшие в Петербурге исполнители русских романсов и цыганских песен, победители международного конкурса «Весна романса» Галина и Олег Ивановы.

В Оле Конской, новоявленной студентке училища, от которой отказывались другие преподаватели вокала и дирижирования, не находя у неё данных, Нина Казимировна разглядела иное, большее: сжатую пружину огромного сценического потенциала, скрытый стихийный артистизм и сильный, целеустремлённый характер. Мастерски раскрыв за четыре года обучения этот бутон актёрского дарования, а попутно и «вытащив» голос, Нина Казимировна вывела Ольгу в люди, и сегодня та – не только певица, давшая уже более 600 концертов в разных странах мира, но и актриса европейского масштаба, сыгравшая множество ролей в театре и кино, а год назад даже получившая на фестивале «Кинотавр» премию за лучшую женскую роль года, как когда-то и её наставница в театре.

А как «надрывали животики», по признанию самой Н.К.Корневой, другие учителя вокала и особенно дирижирования, когда неброской, маленького роста ученице Ирине Коноваловой выбрала она для участия в училищном вокальном конкурсе детскую песню! Да и сама Ира была озадачена:
– К чему это, Нина Казимировна? Меня засмеют! Дайте лучше арию какую-нибудь.
– Нет, я вижу тебя в этой песне. Давай поработаем!..
И они стали «работать» произведение. Без устали репетировали с Ирой, не считаясь со временем, оставаясь после уроков снова и снова оттачивать каждую фразу, добиваться передачи тончайших эмоций в исполнении. И не зря! Нервный темперамент и трогательная выразительность 17-летней девушки, исполнившей «Песню о маленьком трубаче» Сергея Никитина (я на всю жизнь запомнил это выступление!) заставили жюри единодушно присудить ей победу. Более того: с этим номером исполнительница его вышла на молодёжный городской конкурс «Весенний ключ» и, пройдя в многодневной борьбе сквозь три тура испытаний, завоевала Первую премию! После этого в качестве солистки она была принята на эстрадное отделение «Ленконцерта» (сейчас «Петербург-концерт»).

В самом начале нашего с Ниной Казимировной сотрудничества пришёл к нам учиться забавный школьник Илья Банник, чернявый и подвижный. Тогда как раз начался эксперимент под названием «музыкально-педагогические классы»: обычный девятый класс средней общеобразовательной школы два дня в неделю ездил к нам в училище для обучения фортепиано, дирижированию, вокалу, музлитературе и теории музыки – с тем, чтобы не за четырёх-, как мы когда-то, а за двухлетний срок получить средне-специальное образование. Мы сочетали работу в педклассах с работой в училище. В первый поток подопытных попал и Илья. Позанимавшись с ним отведённые два года, Нина Казимировна предложила:
– У тебя, Илюша, открылись сильные низы, глубокие и насыщенные тембрально. Тебя надо бы и дальше вести на бас. Сходи в Консерваторию, прослушайся – может быть, по этой линии пойдёшь!
Как он «отбрыкивался», как не хотел:
– Петь?! Вот ещё, зачем это мне?
Но всё же в итоге Илья пошёл – она подействовала на него своей неспешной убеждающей интонацией. И, как всегда, попала «в десятку». Недавно (с тех пор прошло лет двенадцать) я столкнулся с ним в коридоре Академии культуры: идёт прямой, гордый, мне едва кивнул с высоты своего роста. Как же – солист Мариинского театра! А ведь когда-то стеснялся выпить с нами по-простому чашку чая.
И ещё многие корневские воспитанники и воспитанницы работают ныне солистами филармоний, оперных театров и прочих концертных организаций. Среди них – солистки «Мариинки» Елена Ресанина и Ольга Саввова; исполнитель песен под гитару Елена Гагарина; создатели собственных сценических коллективов Ирина Дитина, Елена Налобина, Любовь Пекедова; руководитель детского хора на петербургском радио Виктория Марюхнич; певицы Елена Картавцева и Светлана Буровик. Эта последняя пришла к нам в класс без всяких намёков на вокальный голос, но с неудержимым желанием петь эстраду. Начали мы с детских эстрадных песенок, несколько раз выступив на городских конкурсах. А затем Нина Казимировна посчитала нужным отойти от эстрады и поставить Свете академический вокал. В итоге девушка поступила в Консерваторию и стала «классичкой» с прекрасно развитым сопрано. На днях она порадовала нас приятным сюрпризом, заняв Первое место на международном вокальном конкурсе в Лондоне.

Вот так ненавязчиво, исподволь многих вывела Нина Казимировна на большую сцену, где питомцы её продолжают вокальную и театральную карьеру. Правда, быть благодарными и оценить её роль в их жизни из пробившихся на подмостки редко кто способен. Чаще всего о Нине Казимировне за ненадобностью просто забывают. И я тому свидетель. Хорошо, если раз в несколько лет кто-нибудь из новоявленных «звёздочек» догадается позвонить.
В этой связи вспоминаются строки из романа Жорж Санд «Консуэло»:

«Кафариэлло слишком высоко ставил превосходство своего таланта, чтобы перед кем-нибудь рассыпаться в любезностях… Женщины избаловали его своим поклонением, а овации публики вскружили ему голову.
Невольно и неумышленно выказывал он пренебрежение и известного рода неблагодарность по отношению к Порпоре. Он хорошо помнил, что в течение восьми лет учился у него и был обязан ему всеми своими познаниями, но… небо даровало таланты поэтам и композиторам только для того, чтоб пел Кафариэлло. Порпора первый учитель пения в мире только потому, что ему суждено было отшлифовать талант Кафариэлло. Теперь дело Порпоры кончено, его миссия завершена, и для славы, для счастья, для бессмертия Порпоры достаточно, чтобы Кафариэлло жил и пел.
Кафариэлло жил и пел, он был богат и знаменит, а Порпора был беден и покинут. Но Кафариэлло этим нисколько не тревожился и говорил себе, что он достаточно собрал золота и славы, и это вполне вознаграждает его учителя, давшего миру такое чудо».

И хотя ей, к прискорбию, хорошо знакомо это свойство учеников, Нина Казимировна всё же продолжает заниматься с новыми и новыми приходящими в класс, не тая обид, из любви к искусству. Мне думается, её увлекает собственно процесс работы с интересным материалом, процесс «вытаскивания» голоса, эмоций, зачатков таланта. Она не может не помочь ему прорезаться – так же, как учительница русского языка машинально исправляет при чтении письма грамматические ошибки в нём. Занимаясь таким образом, Нина Казимировна всегда добивается ощутимых результатов и на практике побеждает в споре с Ангелиной.
Здесь не идёт речи о конкретной целенаправленной работе над произведениями при подготовке к концерту или при поступлении в ВУЗ со специально для этого выделенными студентами. Я говорю о повседневной деятельности в классе. С приходящими к ней Нина Казимировна первым делом налаживает эмоциональный контакт («Что ты стоишь, как неродная? Расслабься, здесь все свои!»), а затем работает индивидуально: над чистотой интонации («Вокалист – это прежде всего уши!»); над отчетливостью произношения («Слово близкое, на губах»); над азами вокальной техники («Нижние ноты требуют более крепкой опоры на согласные, а на верхних нужны дыхание и протока»); над хорошей опорой на диафрагму и ноги, особенно при высоких звуках («Чем выше, тем ниже!»); над освобождением от страха перед верхними нотами («Иди наверх отважно, вгрызайся в них, кусай!»); над правильной техникой пения, невзирая на нездоровое состояние («Хрипи, сипи – но пой!»); над грамотным распределением и экономией набранного в лёгкие воздуха («Куда ты – килограмм дыхания!»); над умением довести музыкальную фразу до конца («Хоть пяткой, но допой!»); над развитием навыка замыкать слово лишь в самом конце нотной длительности («Не вокализируй согласные, ты не Высоцкий»); над сценической осанкой («Стой гордо! Не жалуйся»); над актёрским мастерством («Умей перевоплощаться! Шаляпин за кулисами травил анекдоты, а через секунду выходил на сцену и был таким царём Борисом, что у публики волосы дыбом вставали»).
Все эти характерные её фразочки – результат собственного опыта, то есть самого ценного, что можно использовать в обучении.

После недавнего конкурса средних специальных учебных заведений по городу в номинации «Вокальное искусство», где победительницей стала одна из трёх выступавших учениц Нины Казимировны, к ней подошла председатель комиссии со словами:
– Я хочу познакомиться с человеком, научившим этих девушек петь!
И добавила:
– Была б моя воля, мы бы всем вашим участницам дали первое место. Но нельзя! Пришлось выбрать одну.
Ею стала Екатерина Козлова, сегодня студентка Театральной Академии.
Помню и такой случай. Перед одним из городских вокальных конкурсов ученица после репетиции, проводившейся непосредственно на сцене, вдруг отказалась петь одно из двух подготовленных произведений, почувствовав боязнь и зажим голоса. Пришлось нам выступить лишь с одной песней. Нина Казимировна в течение нескольких часов – и сидя в ожидании окончания мероприятия, и ходя затем по магазинам – напряжённо раздумывала над причиной отказа. Придя поздно вечером домой, она первым делом подошла к фортепиано и попробовала наиграть мелодию неисполненной вещи. И вдруг поняла: всё дело в том, что её верхняя нота ("до" первой октавы, не такая уж и высокая даже для эстрады, но в то же время главная в песне) является для девушки, что называется у певцов, переходной! То есть – ниже и выше её петь легче, а именно на этом "до" голосовому аппарату приходится перестраиваться – от этого и неудобство, приводящее к зажиму.
Она тотчас же позвонила мне, высказала свою догадку и попросила к следующему конкурсу (а он должен был проходить через два дня) переделать аккомпанемент, чуть «опустив» его.

Случаются ситуации, когда она не может присутствовать на концерте или конкурсе (бывают такие накладки, что они проходят в один день в разных местах, и тогда нам приходится «делить» с ней участников). В этих случаях она всегда очень волнуется за студентов – звонит мне и накануне вечером, и утром ещё раз, напоминая: «Не забудь, Миша, проследи, что бы Таня в таком-то месте протянула «фа-а-а» подольше, а Лена пела в конце ровным голосом, и чтобы не забыла в последнем пассаже акцент сделать».
Так может подходить к работе лишь истинный педагог!
Как-то мне попала в руки книга «Антонина Васильевна Нежданова и её ученики», написанная её концертмейстером Верой Подольской и изданная в 1960 году небольшим тиражом в Москве. Просмотрев её, я сразу понял, что Нине Казимировне эта книга тоже знакома: в своей работе она во многом руководствуется педагогическими принципами, методическими установками и стилем консерваторских занятий великой русской певицы.

Она часто напоминает, что вокал – тяжелейший труд:
– Когда поёшь, ты должен физически ощущать работу лёгких и рёбер, работу диафрагмы. По расходу энергии пение приравнивается к труду грузчика, который таскает тяжёлые тюки в порту.
В некоторых случаях, чтобы дать почувствовать, как «проходит» звук, она предлагает студентке во время пения особо трудных нот пытаться приподнять снизу рояль. Это очень помогает.
– Проталкивай туда эту ноту, как прoклятая!
Если она видит необходимость сменить на время направление работы над голосом и манерой пения, умело эксплуатируется тщеславие начинающих «звёздочек»:
– Все знают, что ты поёшь джаз, а ты вдруг выйдешь и споёшь классику, споёшь академической манерой. Это будет сюрпризом! Ведь Барбра Стрейзанд пела Генделя, и пела божественно!
Или:
– Все будут на конкурсе петь современные шлягеры на трёх нотах, а ты исполнишь детскую игровую песенку – и сразу всех поразишь: а это я! Вот такая, ни на кого не похожая!
Иногда её методы и находки выглядят парадоксами. Были случаи, когда мне казалось, что начинающая певица не справляется с произведением из-за высокой для неё тесситуры, и я уже готов был, жалея её, странспонировать его вниз. Но тут Нина Казимировна предлагала:
– Ну-ка, Миша, сыграй ей на терцию выше... Так. А теперь ещё попробуй поднять на тон!
И надо же: голос вдруг появлялся! Вещь начинала звучать.

Таким образом, для каждого из учащихся находится особый подход, особые слова. В своей прошлогодней методической работе «Двенадцать лет в вокальном классе (записки концертмейстера)» я уже описывал ход наших уроков, и потому не хочу в этом свободном рассказе касаться специальных вещей, а поведаю лучше то, что знаю о жизненном и творческом пути Нины Казимировны.

– Фильм моей жизни – «Большой вальс», – говорит она.
Когда по окончании школы Нина впервые посмотрела его, то бесповоротно решила стать певицей.
Многие из того поколения потому и захотели стать музыкантами – певцами и композиторами, – что на экранах кинотеатров в послевоенные годы вовсю шли трофейные музыкально-художественные фильмы: английские, немецкие, польские, итальянские. Кроме «Большого вальса», это были картины «Любимые арии», «Не могу не петь», «Весёлая вдова», «Тогда», «Без ума от музыки», «Майские дни», «Возлюбленные», «Роз Мари», «Хабанера», «Сан-Франциско», «Весенний вальс», «Голубой ангел», «Эта упоительная бальная ночь» и им подобные. Они были доступны всем, даже бедным школьникам. Подростки неоднократно «бегали в кино», восхищаясь такими корифеями сцены, как Джино Бекки, Тито Гобби, Ален Джонс, Морис Шевалье, Нельсон Эдди, Кларк Гэйбл, Джанетт Мак-Доналд, Зара Леандр, Дина Дурбин, Марлен Дитрих, Джина Лоллобриджида, Марика Рекк... Это раздолье музыки и зарубежного кино продолжалось лет семь, после чего все эти фильмы внезапно, по мановению чьей-то властной руки, исчезли с экранов страны.

Именно «Большой вальс» подтолкнул в своё время на музыкальную стезю певиц Елену Образцову и Ирину Богачёву, композитора Андрея Петрова и других известных музыкантов. В этой бешено популярной когда-то голливудской кинокартине 1938 года, повествующей о судьбе «короля вальсов» Иоганна Штрауса, роль одной из главных героинь исполняет Милица Корьюс – певица с великолепным колоратурным сопрано, эстонка по происхождению, получившая музыкальное образование в Киеве. Её свободное, изящное и фантастически виртуозное пение штраусовских вальсов потрясло юную Нину, запало в душу девушки на всю жизнь и стало маяком на пути к сценическим достижениям. А путь этот был достаточно напряжённым, хотя не без радости творчества, и прокладывался посредством как таланта, так и работоспособности.

Сильный и независимый характер девочки проявлялся едва ли не с рождения. В четыре года её отдали в детский сад, но в первый же день она сбежала оттуда – просто села на трёхколёсный велосипед и прикатила домой, заявив: «В садик ходить не буду!». Это было в Лебяжьем, неподалёку от берега Финского залива, на даче отца, получившего дом с участком после войны. Немало хлопот доставляла она матери и в подростковом возрасте. Дело осложнялось таким же сильным, иногда диктаторским характером Софьи Петровны. В конце концов со стороны родителей был найден компромисс: гуляй где хочешь, но к десяти часам обязана быть дома! И Нина неукоснительно выполняла это условие.

На сцене она помнит себя с пяти лет. В этом возрасте Ниночка играла Снегурочку; затем, уже будучи первоклассницей, пела над переполненным актовым залом школы: «У меня такой характер, ты со мною не шути!» и звонко читала стихи про великого Сталина, который «счастливое детство нам дал».

Тяга к театру и нарядам едва не подвела её. Дома на столе матери стояла старинная фотография солидной дамы во весь рост, в роскошных платьях и мехах. Нина принимала её за царицу, по многу раз срисовывала, и когда узнала от матери, что это её родная бабушка, то с гордостью поведала на другой день одноклассникам: «У меня бабушка – царица!». Кто-то донёс, родителей немедленно вызвало руководство школы, требуя разъяснений (продолжались годы репрессий), но поскольку ребёнок был на хорошем счету, делу не дали хода.
– От бабушки оставался граммофон, – рассказала как-то Нина Казимировна, – и он иногда включался у нас дома. Ставились разные пластинки с певицами того времени. Была, например, Ольга Ковалёва с бесподобным контральто – мягким, глубоким. Была Варвара Панина с шикарным низким голосом, почти мужским, её ещё император любил слушать. Была и Анастасия Вяльцева, тоже контральто – великолепный, очень красивый голос. И я чуть ли не с рождения их всех слышала! А потом пыталась тоже этот репертуар исполнять – в основном цыганские песни и романсы.

Что до систематического музыкального образования, то Нина его получала с самого начала школы, занимаясь фортепиано во Дворце пионеров им.А.Жданова (теперь Дворец творчества юных). А в пятом классе Софье Петровне, сказали:
– У девочки прекрасные голосовые данные и слух. Ей надо петь!
Нина много выступала в течение всех школьных лет. За ней поэтому закрепилось прозвище «Нинка-артистка», так что уже тогда она осознавала себя в этом качестве. Кроме того, больших успехов она достигла в спортивной, а затем в художественной гимнастике. Учителя прощали ей многое из-за её занятости и не ставили двоек.

Мечтой её было – стать драматической актрисой. В последнем классе школы она отправилась поступать во МХАТ – из Москвы приезжала в Ленинград комиссия для набора артистов в его школу-студию. Скрыла свой возраст (требовалось не менее 18-ти лет, а ей было 16, но документы подавались лишь в конце экзаменов) и прошла 1-й и 2-й тур конкурса, а для 3-го не хватило пяти сантиметров роста. Из всего этого потока взяли только одну Татьяну Доронину, которая сейчас и руководит МХАТом. Точнее, его половиной – после вынужденного разделения театра (а вовсе не «раскола», как принято считать) на «ефремовский» и «доронинский».

Тогда-то Нина и увидела фильм «Большой вальс». Потом ходила на него в кинотеатры ещё и ещё раз. В результате решила поступать на вокальное отделение музыкального училища имени Римского-Корсакова. Стала посещать оперные спектакли, слушать выдающихся певиц, приобщаясь к вокальному искусству. Однажды услышала, как поёт партию Снегурочки в опере Римского-Корсакова, которую ставил Малый оперный театр, замечательная певица Татьяна Лаврова, и тут же твёрдо сказала себе: «Я буду петь так же!».
– Там, где дело касалось пения, я была непробиваема. И действовала, как таран!
После спектакля она прорвалась за кулисы, поговорила с певицей и узнала, у кого та училась. Оказалось – у Софьи Владимировны Акимовой, когда-то известной артистки Мариинского театра, обладавшей лирико-драматическим сопрано «редкой силы и блеска», по словам современников. Позднее она стала профессором Ленинградской Консерватории, где преподавала долгое время, а теперь лишь полгода, как вышла на пенсию.
Окольными путями Нина разузнала нужный адрес и смело заявилась прямо в квартиру к профессору – на улицу Гороховую, дом 2. Поговорив с девушкой и прослушав её, Софья Владимировна согласилась дать несколько уроков вокала. Позанимавшись с Ниной два месяца, она подготовила её к музыкальному училищу при Консерватории.

Поступить в училище Нине с её способностями не составило труда. Председателем приёмной комиссии был пианист Павел Алексеевич Серебряков, Народный артист и в то время ректор Консерватории. После того, как абитуриентка спела песню Моцарта «Вы, птички, каждый год...» и романс Гурилёва «Право, маменьке скажу!», он заявил членам комиссии:
– Эту девушку берём сразу, тут и думать нечего!
В итоге взяли без обсуждения её и подругу, Зину Тохтарову с замечательным меццо-сопрано, уже в 19 лет певшую Кармен в московском Большом оперном театре. Нине роль Кармен не подходила по голосу и амплуа, так что за время учёбы в училище она осваивала партии Мерседес и Фраскиты из этой же оперы, которые целиком исполняла позднее в оперных спектаклях. А также пела в те юные годы много других сложнейших произведений – например, Каватину, Рондо и Романс Антониды из оперы Глинки "Жизнь за царя" (той, которая в советское время называлась "Иваном Сусаниным"). Новоявленную студентку взяла к себе в класс прекрасный педагог Екатерина Павловна Андреева. Учась уже на последнем курсе училища, Нина действительно пела арию Снегурочки. Её даже слушала приезжавшая на экзамен из Москвы легендарная певица Валерия Барсова, которая и сказала Андреевой: «У вас подрастает новая Снегурочка!»

Во время учёбы в училище Нина узнала о смерти любимого вождя и отца всех народов – и решила поехать с Зиной в Москву на его похороны.
– Дурные мы были. Учительница моя по вокалу меня отговаривала: «Что ты, Нинуля! Он же столько зла сделал людям!» (не побоялась ведь сказать такое тогда! – знала, что не предам). Но я не согласна была насчёт «зла» и не послушалась её слов. Мы поехали. Билетов на поезд достать было невозможно – вся страна тянулась в столицу! Ехали в ящике под вагоном. Когда прибыли в Москву, милиционер на перроне нам сказал: «Девчонки, сейчас же отправляйтесь обратно! Вы не представляете себе, что там будет твориться!». Нам хватило ума вернуться, а ведь сколько сотен людей тогда задавили в толпе...

Студенческие годы Нины Корневой (для увеличения кликните на фото)
1) 1954 г. (фотография сделана певцом Петром Гавриловичем Тихоновым, преподавателем Консерватории);
2) 1955 г.;
3) около 1956 г.
4) концерт в Консерватории - 1957 г.;
5) выступление в доме Офицеров, за роялем (видна только рука) В.П.Соловьёв-Седой - 1956 г.;
6) выступление в Концертном зале у Финляндского вокзала - 1958 г.:
7) концерт в Кронштадте - 1962 г. ;

Екатерине Павловне Андреевой удалось привить Нине основы вокального мастерства и развить в девушке крепкое лирическое сопрано.
– Была бы она у меня всегда! – сетует до сих пор Нина Казимировна. – А в Консерватории не повезло с преподавателем (О.П.Пядышевой - М.С.) , она мне крепко «посадила» голос, и мне приходилось некоторое время тайком ездить домой к той же Софье Владимировне, чтобы исправляться.
Когда в наш город приезжала выступать Клавдия Шульженко, подруги – Нина и Зина – мчались в театр, чтобы послушать её пение. В зрелом возрасте Нина Казимировна перестала принимать такую манеру исполнения, а тогда Шульженко была их кумиром. Они заранее прокрадывались на галёрку и прятались под сидениями кресел, чтобы снова и снова увидеть и услышать звезду.

Студенткой Нина подрабатывала тем, что пела перед началом сеансов в кинотеатре, расположенном в здании Дворца Культуры работников связи на набережной Мойки, 58. В то время многие начинающие артисты промышляли подобными мини-концертами, позволявшими им в одно время и реализовывать сценический потенциал, и иметь работу. Нина исполняла свежие тогда песни Соловьёва-Седова, Жака, Богословского, Шварца, Фрадкина и других ленинградских композиторов. Но коронным её номером, проходившим всегда "на ура", была шуточная немецкая народная песенка «Трудно сказать». Может быть, оттого, что героиня её была близка по характеру самой исполнительнице:

Завтра мой Фриц придёт в гости опять –
То ли через лес и горы Аммергау,
То ли через город Обераммергау,
То ли, может, вообще не придёт? -
Трудно сказать.

«Что нам подарит Фриц?» – шепчет мне мать.
То ли полушалок алый принесёт,
То ли шёлк на покрывало принесёт?
То ли, может, вообще ничего? –
Трудно сказать.

Фриц мой решил со мной свадьбу сыграть!
То ли буду с ним я долю разделять,
То ль позволю вволю в поле погулять,
То ли, может, вообще прогоню –
Трудно сказать…

Одновременно с учёбой в музыкальном училище Нина посещала театральную студию при Инженерно-экономическом институте, которой руководил Владислав Игнатьевич Стржельчик, актёр Большого драматического театра.
– Мы все были влюблены в него. Помню, как он сбегал к нам по лестнице – голубоглазый, лёгкий, тогда ещё стройный, в одной рубашке. Потом я часто бывала у него на даче в Мартышкино и в городской квартире, а он ходил на мои концерты.
Тогда-то он и сказал ей:
– Вот увидишь, Нинка: через пять лет я стану Народным артистом!
И стал.
Стржельчику удалось воспитать у Нины поэтический вкус, познакомить её со стихами современных поэтов и классиков. Пророческой оказалась его фраза:
– Сейчас ты увлекаешься только Лермонтовым, а через пятнадцать лет придёшь к Пушкину, помяни моё слово.
Так оно и вышло. Поэзию Пушкина она любит и прекрасно знает до сих пор. За последнее время мы дважды ставили «пушкиниану» – музыкально-поэтическую композицию по блестящему, гармонично выстроенному сценарию, написанному Ниной Казимировной.
У Владислава Игнатьевича она участвовала в нескольких театральных постановках и даже снялась в 20-летнем возрасте на телевидении, сыграв медсестру Дашу в спектакле «Коллеги» вместе с Элеонорой Поповой, Игорем Озеровым, Кириллом Лавровым и другими актёрами ленинградского БДТ. А вскоре можно было увидеть Нину Корневу на телеэкране и в исполнении партии Лизетты в опере Глюка «Королева мая». Партию другого главного героя, юного пастушка Филинта, исполняла Зина. Жаль, что на заре телевидения был только прямой эфир, без записи.
Сейчас у нас в классе частенько поются номера из этой незамысловатой и полезной для начинающих оперы.

Так же тепло, как Стржельчика, вспоминает она и Василия Павловича Соловьёва-Седого, нашего прекраснейшего мелодиста, с которым ей «на заре туманной юности» посчастливилось сотрудничать. Ещё студенткой училища Нина стала первой исполнительницей некоторых его песен в Доме актёра: «Таёжная», «Камыши», «Говорил он: ты красива» и других. За роялем сидел автор.
Приглашали её участвовать в качестве солистки в авторских вечерах и других композиторов, в то время известных, а ныне позабытых.
«Римкор» она закончила с отличием, превосходно исполнив на выпускном экзамене последнюю арию Дездемоны из вердиевского «Отелло» и один из самых трудных романсов Рахманинова – «Здесь хорошо!». Кстати сказать, весьма умно составленная программа, позволяющая в минимуме музыкального материала показать максимум голосовых возможностей.

Счастливое это было для неё время: юная и талантливая, она считалась красивейшей девушкой Ленинграда, и в витрине фотоателье на Невском проспекте висел её большой портрет. Когда она показывает теперь фотографии своей молодости, студентки простодушно поражаются: «Неужели это Вы?!»
В двадцать лет, да ещё при такой внешности, можно было позволить себе некоторую заносчивость, непостоянство, легкомысленные выходки. Теперь-то энергия молодости переплавилась в мудрость и терпимость к таким же юным взбалмошным созданиям, хотя и сейчас в ней изредка проблёскивает всё та же кокетливая и избалованная вниманием девчонка.
– Я щеголяла тогда в шубке из серенького козлика, и мальчик у меня был самый красивый. Все любовались нами!

Оперные роли Нины Корневой во время учёбы в музыкальном училище и в первые годы учения в Консерватории :
1) Лизетта («Королева мая» К.Глюка) с Зиной Тохтаровой в роли Филинта (телекадр, 3 июня 1955 г.);
2-3) Юная княгиня на балу и крестьянская девушка в хоровой сцене («Евгений Онегин» П.Чайковского);
4) Фраскита («Кармен» Ж.Бизе).

Однажды на Невском проспекте её увидел Александр Блехман, знаменитый в те времена куплетист-пародист и дирижёр эстрадного оркестра, руководитель Театра миниатюр. Покорённый красотой и очарованием незнакомой девушки в белом пальто и ярко-красном платье, он подошёл и спросил, имеет ли она какое-нибудь отношение к театру. Она ответила, что выступать, конечно, хотела бы – но только как певица. И ничего другого!
Тем не менее, он взял её за руку и привёл в Театр Эстрады на Большой Конюшенной (тогда – улица Желябова), которым руководил, да и сейчас руководит Народный артист России Бен Бенцианов, чтобы тот послушал и посмотрел Нину. После прослушивания собрали худсовет и предложили ей заманчивую карьеру эстрадной артистки:
– Сошьём тебе лучшие костюмы! Будешь гастролировать за границей, эстраду петь!
Но на все уговоры она упрямо твердила, что хочет петь только классику. И даже заявила важно:
- Я ерундой не занимаюсь!
Пришлось отпустить «вздорную девчонку» восвояси.

Такой она и поступила в Консерваторию – конечно же, на вокальный факультет. А там всегда, как известно, учился особый народ, одержимый только вокалом, остальные же предметы беспечно «сачковавший».
– Мотали мы всё подряд: фортепиано, музформу, физкультуру, политинформацию, историю партии… Но зато пением занимались как очумелые – три дня в неделю вокал, плюс концертмейстерский час, плюс ансамбль. А ведь были, понимаю теперь, интересные предметы. И люди замечательные преподавали... Шостакович, например. Мы-то дурные были, не сознавали: ну, ходит по коридорам стремительный такой человечек в очочках, и пусть! Как сессия – никто ничего не знает. Но зато поют, как боги!
В её потоке – Ирина Богачёва, Константин Плужников, Николай Охотников, Евгения Перласова, Владимир Морозов, Евгений Нестеренко, то есть следующее поколение выращенных в нашем городе певцов после великих Николая Печковского и Софьи Преображенской.
– На сольфеджио говорят Эдьке Хилю: «Эдик, ну вы хоть что-нибудь знаете по теме?» А он отвечает: «Можно, мы вам лучше гамму споём?» И пел вдвоём с Колей Охотниковым гамму с интервалом в секунду! Причём идеально чисто! Преподаватель – в изумлении. Ну, и приходилось ставить им «зачёт»... А фортепиано как сдавали! Вот Морозов Володька перед дверью забинтует себе средний палец, выставит его торчком и говорит комиссии: порезался, мол, не могу играть. Что делать? – ставили ему «трояк» и отпускали.
(Владимир Морозов – солист «Мариинки», бас, получивший звание Народного артиста за исполнение партии царя Петра в опере Андрея Петрова «Пётр Первый»).

Роли Нины Корневой в студенческие годы на сцене оперной студии Консерватории (продолжение 1):

Верхний ряд:
1) Блонда («Похищение из сераля» В,Моцарта);
2) Паж («Риголетто» Д.Верди);
3) Офелия («Гамлет» А. Тома);
4) Анжела («Черное домино» Д.Обера – 1960 г.);
5) Бригита («Черное домино» Д.Обера, в роли Анжелы В.Ивашова, 1960 г.).

Нижний ряд:
1) Ольга (опера «Таня» Г.Г.Крейтнера) – с Эдуардом Хилем в роли Андрея;
2) Балкис («Неожиданная встреча» И.Гайдна – 1956 г.). Стражник (слева) – В.Панков, Календр (в чёрном) – Э.Хиль, офицер (в чалме) – В.Ромашин;
3) Сюзанна («Свадьба Фигаро» В.Моцарта - 6 февраля 1959 г.).

Консерваторские годы Нины Корневой во многом связаны с Оперной студией (теперь – Камерный театр Консерватории). В её зале, а он с отменной акустикой, проходил последний тур вступительных экзаменов, там же со второго курса она пела во множестве оперных спектаклей, исполняя ведущие партии самых «ходовых» опер: Джильды («Риголетто» Верди), Ольги («Русалка» Даргомыжского), Анжелы и Бригиты («Чёрное домино» Обера), Балкис («Неожиданная встреча» Гайдна), Сюзанны («Свадьба Фигаро» Моцарта), Блонды («Похищение из сераля» его же), Христины («Продавец птиц» Целлера) и другие популярные роли. В операх Нина постоянно участвовала вместе с неизменной подругой Зиной Тохтаровой – например, в опере "Кармен" Зина пела партию главной героини, а Нина её подруги Фраскиты. Другая её подруга и партнёрша по Оперной студии – Валентина Ивашова, в дальнейшем солистка Ленинградского Малого оперного театра, уже в бытность мою студентом музыкально-педагогического училища преподававшая у нас в 1980-е годы на пару с Ниной Казимировной вокал (эта милейшая женщина учила петь и мою сестру Свету).
Часто выступала Нина Корнева в Консерватории дуэтом и с будущей звездой эстрады Эдуардом Хилем, который всегда мечтал о драматических оперных партиях, но так и не смог "развернуться" в этом направлении. Они тепло дружат и тесно общаются до сих пор.
Дирижёр театра Николай Рабинович, обновивший постановку "Фигаро" на сцене Оперной студии, говорил ей в те годы:
– Ниночка, вы созданы для Моцарта!
Прекрасно помнит она режиссёров-постановщиков студии и других педагогов Консерватории, работавших с ней над партиями: Владимира Чарушникова, Эмиля Пасынкова, Николая Киреева, Зою Лодий, Тамару Салтыкову…

С Консерватории и по сегодняшний день Нина Корнева дружит с Галиной Мшанской, ведущей сейчас на телеканале «Культура» передачу «Царская ложа». Иногда Галина Евгеньевна, благо обитают они рядом, приглашает её к себе в квартиру на Звенигородской улице, где живёт с мужем, артистом Олегом Басилашвили.
Другие её подруги разъехались петь в театрах разных городов – Москвы, Киева, Одессы, Уфы, Саратова.
Будучи консерваторкой, Нина часто выезжала на гастроли с актёрами Театра имени Ленсовета и имени Пушкина – Алисой Фрейндлих, Игорем Горбачёвым и другими. Много играла и в Театре Сказки при «Ленконцерте»: во время одного из выступлений она очень понравилась режиссёру театра, и он добился, чтобы её отпускали с занятий на время спектаклей.

Тогда же довелось ей участвовать и в нескольких кинокартинах. Первой для неё, как и для замечательного режиссёра Михаила Ершова, снявшего после этого ещё два десятка фильмов, была драма «Под стук колёс» по сценарию Юрия Нагибина, вышедшая на экраны в 1958 году. Правда, в кадре Нина так и не появилась, зато когда режиссёр и сценарист услышали её прекрасное пение, в сценарий была включена специально для неё написанная песня Олега Каравайчука, исполнявшаяся ею за кадром совместно с Виталием Копыловым (в 1950 – 1980-е годы был широко известен его дуэт с Владимиром Матусовым, они исполняли популярные советские песни). Уже не один год я пытаюсь найти или заказать этот фильм – в любом виде: на плёнке или диске, – чтобы подарить его Нине Казимировне, зная, как он дорог ей.
Потом она снялась в кинофильмах Ильи Авербаха «Драма из старинной жизни» по роману Н.С.Лескова «Тупейный художник», Виктора Рогова «Счастье Анны», в фильме "Хозяин" того же Ершова и нескольких других на студии «Ленфильм», в том числе в эпизодических ролях фильмов Владимира Венгерова «Балтийское небо» и Гургена Баласаняна «На родной Земле», где вновь пела с Эдуардом Хилем.
А чуть позже, в 1962-м, лишь только она начала солировать в Рижском театре, ей была предложена главная роль в фильме «Гранатовый браслет» режиссёра Абрама Роома. Но пришлось с сожалением отказаться из-за первых гастролей.

Верхний ряд:

Роли Нины Корневой на сценах Консерватории и Народного театра (продолжение 2):
1) Фраскита («Кармен» Ж.Бизе, в роли Мерседес И.Панкратова - декабрь 1957);
2) Нелла («Джанни Скикки» Д.Пуччини);
3 - 4) Снегурочка («Дед Семи-бед»);

Нижний ряд:

5) Участники премьеры оперы Г.Г.Крейтнера «Таня»: верхний ряд - И.Панкратова, Н.Юренева; средний ряд - Л.Лебедева (Дуся), Н. Корнева (Ольга), И.Баль (Шаманова), Г.Туфтина (бабушка); нижний ряд - Н.Громов, Л.Мартынова (Таня), Э.Хиль (Андрей).

Первые учителя театра и пения для Нины Корневой:
6) Владислав Игнатьевич Стржельчик (1921 - 1995) - актёр Большого Драматического театра (БДТ) и кино, Народный артист СССР, преподаватель театрального мастерства; фотография подарена ей с подписью:
«Нинуля! Самое главное – это труд. В тебя я верю! На память В.Стржельчик, 25 мая 1955 г.» ;
7 - 8) Софья Владимировна Акимова (1887 - 1972), камерная и оперная певица (лирико-драматическое сопрано), вокальный педагог. Фото 1918 и 1930-х г.

В Рижском театре она оказалась так. К окончанию ею Консерватории в Ленинград для отбора солистов из числа выпускников вокального факультета приехали комиссии трёх оперных театров: из Свердловска, Риги и Одессы. На всякий случай она попробовалась во все три, всюду прошла с блеском и выбрала Ригу: как-никак, у неё латышские корни по матери, да и по складу своей натуры она всегда тяготела к западу, к Европе.

Переехав в Латвию, она была «принята в Рижский театр оперетты на должность солистки-вокалистки» , как гласит первая запись в её трудовой книжке, и быстро заняла лидирующее положение среди певиц. Началась для неё бурная, нелёгкая, пёстрая, интересная жизнь театральной примадонны. Как ведущая солистка зарубежных и отечественных мюзиклов и оперетт, она с успехом исполняла, выступая часто в ансамблях с выдающимися певцами своего времени, труднейшие сопрановые партии главных героинь:

Это только часть её ролей. А всего за восемь лет (в Риге она жила с 1962 по 1971 год) Нина исполнила тридцать шесть ведущих партий! Профессионалы по достоинству оценят это число, которым может гордиться любая певица. Я не говорю уже о множестве второстепенных ролей, вроде Эрменгарды в спектакле Д.Германа «Хелло, Долли!»
Кому-то может показаться, что оперетта – это так, «несурьёзный» и не слишком-то нужный жанр в наш трудный век. Таким людям можно посоветовать посмотреть лучшие из старых отечественных музыкальных кинофильмов: комедию 1941 года «Антон Иванович сердится» и шедший когда-то у нас повсеместно фильм «Актриса», снятый на Алма-Атинской киностудии в 1943 году, где главную роль играет Галина Сергеева, жена великого тенора И.С.Козловского. Оба фильма доказывают важность так называемой лёгкой музыки. И если уж тогда, в середине военных лет, оперетта оказалась столь нужной стране и её войскам, то что уж говорить о последующем времени! Это полноправный вид музыкально-театрального искусства.

Роли Нины Корневой на сцене Рижского театра оперетты:
1 - 3) Адель («Летучая мышь» И.Штрауса);
4 - 6) Валентина («Весёлая вдова» Ф.Легара, с М. Бакеркиным в роли Рауля);
7) Камилла (премьера музыкальной комедии «Королева красоты» А.Новикова, с А.Сотиковым в роли Армандо – 24 дек. 1964) ;
8) Магнолия ("Цветок Миссисипи" Дж.Керна);
9) Лиза («Марица» И.Кальмана, c М.Бакеркиным в роли Тасилло – май 1965 г.);
10) Лиза ("Марица" И.Кальмана, с Юрием Чвановым в роли Зупана, партию графа исполнял М.Бакеркин);
11 - 12) Зорика («Цыганская любовь" Ф.Легара, с М.Бакеркиным в роли Шандора – 1966 г.).

Жизнь любой артистки не обходится без различных сценических историй. Иногда комических, иногда драматических. Хоть редко, но и от Нины Казимировны удаётся услышать что-нибудь из них.
– Однажды я так сорвала голос, что связки перестали смыкаться. Слишком уж много на себя взяла в тот день. Утром на Рижском телевидении пела партию Адель, потом помчалась в театр на репетицию, потому что вечером должна была состояться премьера «Девушки с голубыми глазами», я пела там. И вот к вечеру чувствую – нет голоса! Начался спектакль. Спела выходную арию, спела квартет. И вдруг после 1-го акта голос пропал начисто. А дублерша моя накануне уехала на дачу – от обиды, что не ей дали эту партию, в театре ведь каждый за себя. Играть больше некому! Я в ужасе – что делать? Знаками показываю режиссёру: так и так, мол, я немая. Он скорей помчался в буфет, принёс мне за кулисы кофе с коньяком и сказал: «Пение исключаем! Проговори, как можешь, свои реплики». Кофе чуть-чуть восстановил мне голос – только для того, чтобы сказать текст. И уж кое-как я довела роль – не вокальным, а разговорным голосом. Это было для меня сильным ударом, больше я свой голос так не насиловала.
А был случай, когда я Сашей Сотиковым, моим постоянным партнёром по сцене, пела Лию в оперетте «Великолепная тройка», а он исполнял Кукури – усатого героя. По ходу спектакля один накладной ус у него отклеился и упал. А я, пока пела свой монолог, увидела какой-то посторонний предмет на полу (не поняла, что это ус), поддала его ногой и сбросила в оркестровую яму. Саша не заметил. Он поёт в зал, прикрываясь сбоку одной рукой, и по ходу пения бродит по сцене и ищет свой ус. Я как увидела и всё поняла – такой меня смех разобрал!.. А сказать ему не могу, у нас дуэт продолжается. Он всё ищёт, а я гляжу, пою и едва сдерживаюсь от хохота. Еле допела номер…

Белокурая красавица с шикарным голосом, Нина Корнева была украшением пышных банкетов правящей верхушки. На одном из них подвыпивший племянник высокопоставленного партийного босса предлагал Нине стать его подружкой, суля блестящую актёрскую будущность:
– Сделаю тебя знаменитой на весь мир. Будешь, как сыр в масле… Скоро мой дядя такой пост займёт!.. Вот увидишь, – говорил он, когда они оказались вдвоём в обширном зале с остатками пира на столах – омарами, чёрной икрой и винами столетней выдержки. – Сможешь каждый день так питаться.
– И кто же, интересно, оплачивает такие застолья?
– А зачем, ты думаешь, мы устраиваем всякие профсоюзные взносы – на охрану природы, памятников старины, развитие спорта?..
– Так значит, всё это – на народные деньги!? – наивно ужаснулась она.
– А что такое народ? – он подошёл к окну, глядя на широкий людный проспект. – Народ – это быдло. Оно работает, чтобы мы жили!
Нина отказалась от предложения. Когда она рассказала мне об этом случае – ещё в первый или второй год моего концертмейстерства у неё, – я, молодой и пылкий, вскочил и пламенно пожал ей руку (вспоминаю теперь и смущаюсь). Кстати, дядя того привилегированного сноба и в самом деле через два месяца занял высокий пост. Высший в стране. Это был Брежнев.

На сцене театра Нина жила полной жизнью. Были и многочисленные гастроли – пока ещё только по нашей стране (плюс республики), были радиоинтервью и съёмки на телевидении, были хвалебные отзывы в прессе. За исполнение партии Маши она получила лауреатство – премию «Лучшая женская роль года». Газеты писали об актёрском обаянии, об огромной одарённости певицы:

«С самого начала спектакля она предстаёт перед зрителями одухотворённой, цельной натурой. Мягкий, красивого тембра голос актрисы с большой лирической теплотой передаёт внутренний мир героини».

«Маша Н.Корневой – вся в движении! Тонкой мимикой, метким жестом, интонацией она передаёт целую гамму настроений, порой выходящую из берегов текста и партитуры».

«…Актриса превосходно чувствует характер своей героини. Зритель верит каждому слову артистки. Голос её – выразительный, приятного тембра, глубоко проникновенный».

Роль Маши важна для Нины Корневой ещё и тем, что ведущую мужскую партию той же оперы исполнял Михаил Бакеркин, её будущий муж. Этот редкий по звучанию, красочный и сильный тенор мирового уровня несколько лет до этого пел в легендарном ансамбле «Дружба». Он страстно влюбился в Нину ещё во время совместной учёбы с разницей в один курс (они познакомились в 1954 году на втором этаже училища, возле зелёной водопроводной трубы – в том самом месте, где ровно через 25 лет и я познакомился со своей будущей женой; таких совпадений в наших биографиях немало, и я иногда думаю: может быть, не случайно судьба свела меня с Ниной Казимировной?). Михаил долгие годы настойчиво добивался благосклонности избранницы, но она кокетничала и ломалась, с ходу отвергая брачные предложения и его, и множества прочих соискателей. В конце концов, уже по окончании Консерватории, этот благородный молодой человек сумел покорить сердце взбалмошной красавицы. Перед перспективой её отъезда в Ригу он заявил твёрдо: «Поженимся – и точка. Или уеду навсегда!» Она согласилась: «Любишь – встретимся в Риге». Через некоторое время он оставил «Дружбу» (любовь к невесте пересилила), переехал в Латвию вслед за ней и стал петь в том же театре, куда его безоговорочно приняли.
Они много пели вдвоём, гастролировали. Это была прекрасная пара! О них восторженно писали в печати, даже американской, их приглашали на съёмки. В Москве, в ресторане «Будапешт» их снимали для рекламного фильма о «Дружбе».
– Нас принимали всюду. Мы были красивы, молоды, востребованы. Не то, что теперь, когда мы никому не нужны… Публика часто и не знала, что мы семья. В мире эстрады это обычное дело: люди идут смотреть и слушать игру артистов, и лишь потом случайно могут узнать, кто чей муж или чья-то бывшая жена.

К огромному сожалению, не сохранилось ни единой (!) видео- , а точнее, кинозаписи спетых ими спектаклей, а ведь вполне можно было заснять хотя бы фрагменты из них, пусть даже любительской кинокамерой со звуковой дорожкой (Михаил профессионально занимался фотографией и даже закончил по ней курсы, а также отдавал много времени кинолюбительству). Великолепно спетые арии и дуэты никак не зафиксированы и остались лишь в памяти у публики. В театре вообще-то каждый спектакль записывался на магнитофонную бобину для последующего прослушивания артистами и выявления погрешностей исполнения. Таких записей немало хранилось в театральном архиве. Но с приходом 1990-х годов здание театра в соответствии с веяниями времени было отдано под казино, и новые хозяева, как потом выяснилось, уничтожили все аудиоматериалы, из которых в своё время Нина и Михаил не догадались ничего переписать на память. На мои сетования по этому поводу Нина Казимировна отвечает:
– Мы были беспечны и не думали об этом. Возможно, сохранилось что-нибудь в радиофондах?.. Я пела там и давала интервью.

Роли Нины Корневой на сцене Рижского театра оперетты (продолжение):

Верхний ряд:
1 - 3) Маша ("Сердце балтийца" К.Листова);
4) Светлана (музыкальная комедия Г.Портнова «Улыбнись, Света!»);
5) Валентина («Весёлая вдова» Легара, с М.Бакеркиным в роли Камилла).

Нижний ряд:
6 - 7) Марина (оперетта О.Сандлера и Г.Плоткина «На рассвете», Всеволод Зирдзинь в роли генерала Гришина-Алмазова, янв. 1968 г.);
8 - 9) Мила (детский музыкальный спектакль «Великий волшебник» по В.Губареву - 25 февр. 1968 г. );
10 - 11) Лия (оперетта «Великолепная тройка», в роли Кукури Ефим Хромов - март 1969 г. )

Поскольку артисты – народ одержимый, не похожий на прочих людей, они стремятся продлить свою сценическую жизнь всеми средствами, вплоть до невинного подлога документов. И если кое-кто из рижских артистов и особенно артисток «скостил» себе возраст при обмене паспортов ради нескольких лишних лет на сцене, даже за счёт отдаления пенсии, то их могут понять только им подобные, знающие по себе, что значит «заболеть сценой».

Активные сценические выступления Нины Корневой и Михаила Бакеркина продолжались некоторое время и после рождения в 1966 году дочери Елизаветы. На свет Лиза появилась в роддоме, расположенном прямо напротив Театра оперетты, где выступали родители. Во время спектаклей коляска с ребёнком стояла на крыше театра. Однако девочка росла, ей требовалось всё больше внимания. Если бы Нина поступила так, как её соученица Ирина Богачёва, предпочтя ребёнку театральную карьеру и мировую известность (дочь воспитывалась вдали от певицы), она сегодня, возможно, была бы не менее именитой величиной. Но она выбрала семью, дом. Надо было что-то решать с работой. И в 1971 году, когда Лизе шёл шестой год, пополнившаяся на одну треть семья возвратилась в Ленинград. Приятельница Нины, лучшая в те годы в Ленинграде преподавательница эстрадного вокала из «Ленконцерта» Лина Борисовна Архангельская, личность весьма популярная в городе, переманила её в музыкально-педагогическое училище № 6, где уже преподавала сама:
– Пора, Нинка, определяться. Не всё же по сценам прыгать! Сейчас тебе за тридцать, потом будет за сорок – а стабильной работы нет. Хватит так жить!

Поначалу Нина отнеслась к возможности педагогической деятельности для себя недоверчиво, не считая себя в состоянии учить пению («Ну какой я педагог? Я просто артистка!»), однако понемногу втянулась, первое время именно играя роль педагога.
Но и сцену не покидала, выступая по-прежнему в Театре Сказки. Её вновь позвали туда: «Такой, как ты, больше не найти!».
Особенно удавалась ей роль Снегурочки в спектакле «Дед Семибед», уже игранная ею не раз в консерваторские годы. Однако, поскольку он проходил как раз в новогодний период, с 25 декабря по 5 января, то есть в самую сессионную пору, – на третий год администрация училища заметила эти постоянные отлучки и положила им конец. И всё же «душа рвалась в театр», как призналась мне однажды не склонная к высоким фразам Нина Казимировна, и ещё несколько лет она продолжала играть в Народном театре, исполняя яркие женские роли в спектаклях «Егор Булычёв и другие» М.Горького (Варвара), «Тот самый Мюнхгаузен» Г.Горина (жена Марта), «Конармия» И.Бабеля (баба с ребёнком), «Хитроумный влюблённый» Лопе де Веги (Херарта) и других.
Сменив актёрскую деятельность на педагогическуюна оставалась яркой, эффектной женщиной. Лиза Бакеркина вспоминает: "Мы с мамой шли по улице и мужчины не давали ей прохода. Мне было лет 8-9. Я так устала от них и так ревновала, что взяла и заорала на всю улицу: "Отстаньте от мамы! У меня папа есть!"
Вот таким плавным переходом и начиналась для Нины Казимировны Корневой её вокальная педагогика.

Верхний ряд:
Нина Корнева в Рижский период (середина 1960-х - начало 1970-х). Фотографии и слайды выполнены её мужем М.Е.Бакеркиным.

Нижний ряд:
1) С дочерью Лизой, 1969 г.;
2) Александр Сотиков (1933 - 1991) - певец, ведущий солист Рижского театра Оперетты. Исполнял главные роли в спектаклях с участием Нины Корневой: "Камилла", "На рассвете", "Сердце балтийца", "Севастопольский вальс", "Летучая мышь" и др.;
3) Нина Корнева и Александр Сотиков в Риге, 1965 г.;
4) Николай Бурляев (Алексей Иванович), Лиза Бакеркина (Надя) и Татьяна Иванова (Полина) в фильме Алексея Баталова "Игрок", 1972 г.

Как она умеет преподавать – я уже говорил, но кроме того, она много лет подряд проводила большую работу в предметной комиссии по постановке голоса, а ещё по организации шефских выступлений и конкурсов, в которых сама же и была ведущей – одни ежегодные отчётные концерты в Капелле чего стоят! – а также являлась членом Художественного совета и успешно ставила студенческие спектакли в октябрьских смотрах-конкурсах агитбригад (так назывались сценические постановки по различной тематике, которые должен был представлять каждый из курсов). Многолетняя работа в театре дала ей великолепное владение режиссурой, что очень помогало здесь. А после победы Ирины Коноваловой в «Весеннем ключе» Нину Казимировну пригласили преподавать ещё и в «театральных мастерских» Театра буфф при «Ленконцерте», всесильной в то время организации, от которой во многом зависела как концертная жизнь города, так и гастроли артистов.
В «театральных мастерских» Нина Казимировна проработала параллельно с училищем восемь лет, разучивая с учениками произведения не только академического, но и эстрадно-джазового репертуара. Таким образом, она постигла все музыкальные стили и манеры исполнения, что позволило ей преподавать весьма гибко, ориентируясь на желания и склонности каждого отдельно взятого ученика.
Я всегда поражался тому, какое необъятное количество разнопланового вокального материала держит Нина Казимировна в голове. Здесь и арии из опер и оперетт, и песни из кинофильмов и мюзиклов, и народные напевы, и пьесы блюзового плана, и отечественные песни «ретро», и старинные итальянские арии и ариетты школы «бель канто», и русские бытовые романсы, и песенки для детей, и зарубежные классические произведения, и самые современные шлягеры, и бардовские «костровые» песни, и произведения русских композиторов-классиков… В нужный момент мозг её, словно компьютер, выдаёт именно ту музыкальную вещь, которая наиболее подходит к данному случаю, голосу, уроку, ученику, концерту или сценарию. Быть может, вещь эта, как не раз случалось, годами ждала своего исполнителя – того, кто вынесет её. И вот она оказывается как раз на своём месте.
Но бывает и наоборот: на поиски произведения уходят многие часы и дни.
– Я живу ими, – как-то поведала она мне в беседе о наших учениках. – Снилось мне недавно, что Танечка выучила, наконец, второй куплет песни, а Лёша в арии перестал на паузах останавливаться. Или наоборот: не спится ночью, бывает - тогда лежу и думаю: что бы им дать нового? И вдруг мысль: ага! – дам-ка я Кате «Песенку Глории», а с Надей попробую «Ариозо Наташи».
А ведь толково, с пониманием подобранный репертуар – половина успеха.

С Ниной Казимировной легко работается. Она чрезвычайно терпима и уживчива, всегда ровна в отношениях. При этом всегда помнит себе цену и сохраняет в любых ситуациях своё достоинство. «Издержки» актёрской профессии – неизбежная доля лицемерия, игры в моменты общения, открывающиеся в ней наблюдательному глазу, она сама объясняет просто и откровенно:
– Можно в жизни притворяться, хитрить с людьми, но при этом в глубине души ты должен твёрдо знать, что тебе надо. Иметь стержень!
Именно так она время от времени наставляет юные создания. Именно так и держит себя с людьми. Легко можно попасть впросак, если не понимать этого.

Иногда она бывает довольно язвительной. В том числе и со мной. Но чаще всего имеет мудрость «не оспоривать глупца». Некомпетентные методические указания, насаждаемые нам иногда административными лицами, она предпочитает плавно спускать на тормозах, выполняя их формально, для видимости, дабы не лезть попусту на рожон и не доказывать того, чего они всё равно не поймут.
Вообще всякую чиновничью работу она в глубине души презирает. И в то же время умеет удовлетворить начальственное честолюбие властьимущих. Всегда знает, что сделать и что сказать им в данный момент, как работать по придуманным ими правилам, как заполнить журналы, не вдаваясь в мелочные споры по сомнительным пунктам. Ясная голова её уверенно распределяет учебные часы таким образом, чтобы было удобно всем – и ей, и мне, и студентам, и чтобы руководство осталось довольно. Каждые полгода она быстро и чётко утрясает расписание, над которым другие педагоги бьются неделями и нередко впадают в отчаяние от неразрешимых накладок. Она вмещает его в минимальное и плотно насыщенное время, не оставляя «окон». Живущая в ней артистка помогает ей избегать прямых столкновений с руководством и, более того, всегда оставаться вне подозрений. Она не боится «линять» в те часы, когда действительно нечего делать, тогда как иные педагоги честно отсиживают их, боясь уйти на полчаса раньше («пересиженное» время не замечается, а вот «недосиженное» – напротив того). Ещё и меня обязательно «прикроет» при этом.
Зато всё окупается настоящей практической работой и её результатами. Есть, должно быть, и гордость ими, и стимул честолюбия – но только педагогического: карьеризма и желания властвовать Нина Казимировна лишена начисто. По-видимому, и я тоже. Потому и сидим мы с ней столько лет «на отшибе», не лезем начальству на глаза (что иногда не помешало бы) и просто делаем своё дело: занимаемся, готовим концерты, развиваем учащихся эстетически и духовно. Лишь единожды побывала Нина Корнева в роли властной дамы, сыграв роль завуча Ларисы Антоновны в пьесе Рудольфа Каца «Разговоры в учительской».

1) Лебяжье, 1972 г. - Нина Корнева (справа) с родителями, дочерью Лизой и племянниками;
2 - 6) С Лизой в Риге (начало 1970-х).

В голове у Нины Казимировны со свойственным творческим людям постоянством в любой день и час живёт свежая идея очередного будущего концерта. Ещё бушуют аплодисменты только что «отгремевшего» выступления её учащихся – а она под этот шум уже делится со мной планами следующих концертов; ибо то, что отзвучало – для неё пройденный этап, ей хочется развиваться дальше.
Все её воплотившиеся замыслы оказались цепью удачных и всегда актуальных находок, органично вписавшихся в концертную летопись училища и украсившие её как никакие другие. Это циклы концертов «Детская филармония», «Антология романса», музыкально-сценические композиции к юбилеям А.С.Пушкина и Санкт-Петербурга, познавательные лекции-концерты «По страницам оперетт», «Открываем оперу», «Романс ты мой старинный», «Страницы любви», «Музыкальная Европа», «Звучала музыка с экрана», «В разных жанрах», «Наполним пением сердца», «Наша песня не кончается» (всё в них – от названия до сценического воплощения – принадлежит ей). Каждый год по одному, а то и по два-три таких ярких события, которые придумала и загодя увидела мысленным взором Нина Казимировна. Придумала, набросала сценарий, выстроила «по нарастающей» музыкальные номера, отобрала исполнителей, незаметно подтолкнула дело – и вот оно уже катится как бы само собой, обрастая деталями, вовлекая новых участников и преподавателей художественного слова, актёрского мастерства, затем возникают костюмеры и декораторы, ведущие и ответственные, сценарий переписывается набело… так что ко дню генеральной репетиции как-то уже забывается, кто был зачинщиком этого праздника. И пришедшие на премьеру студенты не ведают того, что именно Нина Казимировна всё предыдущее время незримо держала на своих плечах подготовку к ней, от первых проб до разводки (так в театре называют заключительный вариант расстановки героев и декораций на сцене). Подготовку, показывающую не только блестящее умение учить вокалу, но и режиссуру высшего уровня.

В том, как умеет она расставить участников ансамбля, найти каждому из них нужное место и время по ходу концерта, чувствуется немалый театральный опыт. За охватывающим её при этом (а следом и всех) увлечением и возбуждением просматривается громадная внутренняя работа, мечущаяся мысль, творческие поиски. Иногда требовалось срочно, за одну репетицию, «сделать» ансамблевую или даже хоровую песню, спасая чью-то постановку, и Нина Казимировна с ходу включалась в работу. Бывало, я не выдерживал, принимался спорить с нею, потому что был уверен: так, как предлагает она, дело не пойдёт, разрушится композиция, разрушится план выступления! Но я смотрел я при этом, как понималось потом, с высоты своего роста, она же – с птичьего полёта. В итоге, уже видя сам спектакль на большой сцене, я понимал, что она учитывала гораздо больше факторов, чем я и остальные участники, и её решение всё-таки было оптимальным.
В афишах я всегда стараюсь указывать имя автора сценария и режиссера-постановщика. Пытаюсь по мере сил (не только в русле концертмейстерских обязанностей) помогать репетициям, и всё-таки иногда впадаю в пессимизм: не оценят, мол, к чему бисер метать? – и тому подобное.
Но слышу в ответ:
– Чего ж без дела-то киснуть? Так жить неинтересно. Хочется над чем-то работать!
Ну, а работать она может только с полной отдачей, так, как привыкла на большой сцене.

Перед одним из наших гала-концертов, на который вышли мы в ходе очередного городского вокального конкурса, проходившем в Музпедколледже № 3, довелось нам репетировать в аудитории, принадлежащей давней корневской знакомой и коллеге, вокалистке Светлане Куриленко. Та, почитая мастерство и опыт Нины Казимировны и хорошо понимая тяжесть учительского труда, предложила ей по ходу репетиции стул, чтобы руководить поющими сидя, без затраты лишних сил (шла последняя предконцертная «доводка» – работа над выразительностью в романсах П.И.Чайковского). Нина Казимировна воскликнула:
– Что ты, Света! Я никогда не сижу. Только так и можно их раскрыть, что-то из них вытянуть!
Могу подтвердить: она и в самом деле работает всегда только на ногах, передвигаясь по классу в ходе обучения пению, а при особо трудных нотах нажимая на грудную клетку или сдавливая обеими руками диафрагму того, кто учится петь, помогая почувствовать, как «прошёл» звук. При этом она активно участвует в процессе пения каждой своей клеточкой, концентрируется на всём существе поющего и делает непроизвольные маняще-вытягивающие жесты руками, подобно гипнологу, словно вынимая из поющего голос и помогая пробиться росткам артистизма, ни на секунду не «отпуская» его и не ослабляя контроля, дабы не прервать налаженную ниточку связи, по которой она передаёт человеку себя. Жаль, если связь эта – односторонняя, а не обратная.
В этом чудодействии играют роль не столько слова, сколько их интонация, а также взгляды, жесты и вообще то неуловимое, что устанавливается, как известно, между влюблёнными – воздействие напрямую, мимо сознания, на подкорковом уровне.
И происходят чудеса: девушка, считавшая себя неспособной исполнить сложный пассаж, вдруг окрыляется и легко выпевает его с радостью первооткрывателя, а тусклый прежде голос её начинает «тембриться», обретает опору – мясо, как выражаются вокалисты. Так искусный резчик может лишь коснуться в нескольких местах дерева или камня – и уже заиграли под его рукой контуры будущего шедевра.
По окончании такого предельно напряженного для обоих процесса Нина Казимировна, случается, в сердцах восклицает:
– Уф-ф! Мне надо молоко давать за вредность, хоть я его и не люблю. Я же вам отдаю все силы, стараюсь выжать из каждого максимум!
И добавляет, как бы извиняясь:
– Не умею по-другому …

Однако нужно особо отметить, что процесс этот – интимный. Практический результат достигается только при работе один на один (моя персона не в счёт, я в данном случае – словно Гастингс при Пуаро). Это совсем не то, что знаменитые публичные уроки для "вольнослушателей" Генриха Нейгауза, собиравшие десятки человек. Когда на наших вокальных занятиях присутствует кто-нибудь из персонала колледжа (либо просто напросились из интереса, либо это плановый открытый урок), преподавание Нины Казимировны как-то само собой перетекает в спектакль. Хотя не знакомому близко со стилем её занятий остаётся незаметным, что в этих случаях она автоматически снова превращается из педагога в актрису.

10.

Было время – я удивлялся: зачем нужно ей так возиться с учениками, так транжирить себя, зная наперёд, что «коэффициент полезного действия» невелик, что далеко не всегда она получит отдачу? Но однажды наедине со мной Нина Казимировна призналась:
– Они дают мне энергию. Я от них заряжаюсь!
… Значит, связь всё-таки обратная.
Вот почему она по столько часов проводит в окружении молодёжи, сама оставаясь вечно молодой. Вот почему никогда не избегает общения со студентами, всем даёт номер своего телефона и обязательно уделяет достаточно времени для разговора с каждым позвонившим, чем бы она ни была в данный момент занята – будь то простой бытовой вопрос, или же это хочет поговорить с бывшей учительницей «за жизнь» кто-то из давно отучившихся у неё.
К ней тянутся. Она владеет исключительным талантом общения, умеет с ходу расположить к себе, подтолкнуть человека высказаться, освободить его от наболевшего. Обладает она и тончайшим чувством собеседника, всегда зная точно – что, кому, в какой момент и с какой интонацией сказать: либо сказать то, что человек хочет услышать (если требуется поддержать), либо остудить критикой (чтобы он мог объективно оценить себя). Когда Нина Казимировна чувствует, что на душе у пришедшей на урок ученицы что-то лежит, она сначала виртуозно налаживает контакт с ней, беседуя на отвлечённые темы. Бывает, усаживает вместе с собой за чай (она либеральна, и в отличие от иных преподавателей, не удаляет студентов из класса на время «перекуса») и незаметно, исподволь побуждает исповедаться, после чего находит единственные и необходимые слова утешения. В более лёгких случаях может мимоходом бросить вошедшей: «Что такая мрачная сегодня? На кого сердишься? Тебя никто не обидел?» – и почему-то именно подобные вопросы негативного свойства скорее провоцируют на возражение, на желание опровергнуть их, нежели вопросы положительного плана. Выговорившись, раскрепостившись эмоционально, девушка становится вполне подготовленной к началу урока.

Наша концертная жизнь:
1) один из традиционных ежегодных концертов учеников класса Н.К.Корневой (на снимках: Дарина Деревягина, Надежда Марчевская, Алексей Смирнов и Екатерина Козлова);
2) будничная работа: распевка перед выступлением;
3) концерт в библиотеке Академии Наук, посвящённый творчеству И.Гёте;
4) Участники музыкального спектакля «И жизнь, и слёзы, и любовь…» к 200-летию со дня рождения А.С.Пушкина по сценарию Нины Казимировны: Татьяна Иванова, Светлана Кинешёва (Буровик), Н.А.Городнянская с внучкой, Юлия Зарубина, Елена Коробейникова, Н.К.Корнева, Алла Михайлова, Юлия Мельник, М.Ю.Строков (9 апреля 1999 г.)

Настроив таким образом учащихся, Нина Казимировна начинает работу. Начинает главное. Она практик. Она не из тех, кто пишет кипы методик по выработке вокальной техники, хотя и вынуждена периодически выдавать «наверх» письменные работы по своей специальности. Помню названия некоторых из них: «Основные недостатки певческого звукообразования и пути их устранения», «Мутационный период в голосе у девочек», «Обучение основным певческим навыкам и работа над художественным образом вокального произведения» … остальные заголовки забылись. Но письменная деятельность Нину Казимировну не занимает. Её писательская «карьера» завершилась ещё в школе: пребывая в октябрятском возрасте, она сочиняла стихи, печатавшиеся в газете «Ленинские искры» (помню, ещё в школе всех нас обязывали её выписывать). А в пятом классе, 12-летней девочкой, она написала большой рыцарский роман о жизни графини и её падчерицы, который читался вслух в помещении класса после уроков и имел в кругу подруг бурный успех. Он был венцом и концом её литературного поприща. С тех пор она ничего художественного в этой области не создавала.
И теперь она предпочитает лишь набросать сценарий или методическую работу, а уж дописывание и литературное оформление как их, так и периодически требуемых от неё отзывов и отчётов она просит «довести до кондиции» меня, имеющего склонность соединять слова в предложения.
А сама – в е д ё т.
Раскрывает.
Стоя.

11.

За последнее время можно выделить нескольких наших учащихся, которым Нина Казимировна дала «путёвку» на профессиональную сцену.
Появилась у нас как-то худенькая девочка из Удмуртии – в меру способная, в меру капризная. Первый год Нина Казимировна ещё терпела её высокомерные выходки, внезапные уходы из класса во время ансамблевых занятий, но наконец приструнила и сказала строго:
– А ведь ты можешь далеко пойти, если смиришь свой гонор и перестанешь «выкобениваться». Слух у тебя имеется, средние голоса держишь, но сам голосок слабый – оперной певицей не станешь, говорю сразу. А вот артистка в тебе проглядывает. Хочешь, подготовлю в Театральный институт?
Лена подумала и ответила:
– Хочу.
И Нина Казимировна стала в течение следующего года готовить Лену, попутно с обязательными занятиями вокалом, к тяжёлым вступительным экзаменам. Подобрала и отработала с ней необходимую программу. Вместе с тем, конечно, и голос развила, так что при поступлении Лены я аккомпанировал ей в Театральной Академии детскую песню «Незнайка» Дубравина (это было предложено Ниной Казимировной: включить в прослушиваение песню, да ещё детскую – свежо и оригинально). Лена прошла все четыре тура экзаменов, с увлечением втянулась в работу на подмостках вновь открывшегося Камерного театра Академии и за время учёбы сыграла в нём несколько ролей. С 2002 года в театре с огромным успехом и постоянным аншлагом шёл спектакль «Голоса ушедшего века» в постановке Галины Барышевой, где Лена много поёт и практически держит на себе все ключевые композиции. Исполняла она и роли в постановках по произведениям Достоевского и Чехова. На четвёртый год учёбы Лена уже снялась в кино, сыграв главную роль (Надя Тимофеева) в фильме «Челябумбия» режиссёра Валерия Быченкова . Эта лирическая картина в стиле ретро о первой чистой любви недавно прошла по Петербургскому каналу телевидения. Снималась она также в сериалах «Эшелон», «Детективы» и «Глухарь».
А блестящее исполнение ею в «Голосах» эдит-пиафовского «Милорда» заинтересовало американских артистов театра «На Бродвее», и они пригласили Лену в Нью-Йорк. Два месяца она жила в Америке на полном довольствии, да ещё с обучением английскому и степу. Совсем недавно, окончив Академию, она была принята во МХАТ, руководимый Татьяной Дорониной, и переехала в Москву. Здесь Лена играет ведущие роли в спектаклях по произведениях Ф.Достоевского, М.Горького, В.Сологуба, Ю.Полякова, А.Арбузова, М.Метерлинка, В.Гюго и других. Так появилась новая восходящая звезда – Елена Коробейникова.
Вот какой отзыв о Нине Казимировне прислала для её аттестации по моей просьбе Лена:

В Педагогическом колледже работает замечательный педагог вокального класса Корнева Нина Казимировна.
Необыкновенная интуиция в сочетании с опытом и педагогическим талантом, позволяет Корневой Н.К. распознать подлинные природные данные студентов, которые приходят в её класс и рас крыть их в полной мере. Её работу отличает индивидуальный подход, стремление раскрыть не только вокальные, но и актёрские способности каждого студента, как это случилось со мной.
С удовольствием участвуя в вокальных концертах класса и на конкурсах, на которых была удостоена наград, мы приготовили с Ниной Казимировной сценический образ А.П.Керн по письмам и воспоминаниям А.С.Пушкина, где я читала и пела от лица А.Керн. Благодаря этой работе я получила путёвку в творческую жизнь. По окончании Колледжа, я прошла по конкурсу в Санкт-Петербургскую Государственную Академию Театрального искусства на курс профессоров А.Н. Куницына и Г.А.Барышевой. На вступительных экзаменах я читала и пела отрывки из этой программы, которую подготовила со мной Нина Казимировна. В Театральной Академии педагоги отмечали очень точное дыхание и особенно- вокальную подготовку. Это полностью заслуга великолепного и профессионального педагога Корневой Н.К.
После окончания Театральной Академии я была принята в труппу Московского Художественного Академического Театра им.Горького художественным руководителем народной артисткой СССР Т.В.Дорониной, где являюсь ведущей актрисой по сей день, играю различные роли. Каждый день моей творческой профессиональной жизни начинается с упражнений по дыханию, вокальному дыханию, вокальной дикции, которым меня научила великолепный, талантливейший педагог Корнева Нина Казимировна.
С благодарностью и уважением, актриса МХАТ им.Горького Коробейникова Е.С /подписи: Елена Коробейникова, Татьяна Доронина\

Назову также и Ольгу Смирнову. Она пришла в наш класс с весьма посредственным, хоть и сильным «стенобитным» голосом, с неразвитым дыханием и немалыми проблемами со слухом. Но – с железобетонным упорством в работе! Быстро осознав, какой удачей для неё оказалось попасть к такому педагогу, как Н.К.Корнева, она стала заниматься с терпением того узника, что годами перепиливал ниточкой решётку тюрьмы. Вместо положенных начинающим сорока минут в неделю она приходила к нам заниматься по часу-полтора часа каждый день, а окончив колледж, поступила в него вновь, уже на другое отделение, параллельно с продолжением учёбы в педагогическом институте, – единственно для того, чтобы продолжать официально заниматься у Нины Казимировны (которая частных уроков не даёт). Благодаря упорным занятиям в Ольге развилось крепкое лирико-драматическое сопрано, в результате чего она достигла немалых успехов – стала лауреатом нескольких вокальных фестивалей и конкурсов, в том числе международных.

В вышедший недавно сборник «Уроки светописи» вошёл отзыв ещё одной ученицы Н.К.Корневой – Дарины Деревягиной, получившей во время учёбы в нашем вокальном классе премию «Гран При» на конкурсе «Россия молодая»:

«Я занимаюсь у Нины Казимировны Корневой на протяжении нескольких лет, но по времени (часам) этого кажется настолько мало! На первом курсе я не попала в её класс по причине того, что было слишком много студентов, но это произошло через год. Я поняла, что мало попадать в ноты, мало просто петь - нужно проникнуться всей песней, как бы прожить ее полностью, понять либо боль, либо радость. Конечно, все идет с малого. Этому меня научила Нина Казимировна. Она не просто педагог, она актриса, с ней интересно разговаривать, она совершенно не такая, как все, я ее очень уважаю и люблю!!!»

К сожалению, сама Дарина не смогла из-за трудных жизненных обстоятельств реализоваться как актриса и была вынуждена пойти в продавщицы. Хотя Нина Казимировна как-то призналась мне тайком, что считает Дарину самой талантливой из всех прошедших через её руки учеников.

Но зато поступили в Театральную академию за последние годы другие студентки Нины Казимировны – Анна Алфёрова (ныне актриса театра «Приют комедианта»), та же Ольга Смирнова (поющая сейчас в детском музыкальном театре «Зазеркалье», в постановках которого участвовали в разное время и другие корневские выпускники), Екатерина Козлова – пока ещё студентка, но в то же время ведущая актриса Театра Буфф. Вот отзыв Кати о Нине Казимировне:

"Учителей, а не педагогов, найти достаточно трудно. Учитель - человек тонкий и мудрый, который учит сердцем.
Нина Казимировна для меня очень много сделала, она научила меня понимать вокал не голосовыми связками, а душой, научила самому главному в жизни и на сцене - включать свой "внутренний аппарат".
На занятиях чувствуешь себя свободно, открыто и хочется ТВОРИТЬ!!! А это самое главное!
Нина Казимировна замечательная актриса с большим багажом сценического опыта. Это очень важно, т.к. ко всем у неё есть свой подход и материал. Учиться у такого человека очень интересно!
Атмосфера теплоты всегда царит в её вокальном классе. Я закончила колледж и поступила в СПГАТИ, через год буду заканчивать. Могу сказать, что все актёрские азы были заложены здесь, в классе Нины Казимировны Корневой. Советы и её поддержка бесценны. Я выражаю большую благодарность и теплоту моему Учителю!"

12.

Окончивших курс обучения у неё Нина Казимировна не бросает на произвол судьбы, а принимает душевное участие в их дальнейшей сценической жизни, направляя их к знакомым преподавателям вокала училища при Консерватории или самой Консерватории – к тем, кого считает лучшими и наиболее подходящими к случаю (например, Светлане Горенковой или Лие Шевцовой), либо преподавателям Театральной Академии. Сколько же надо душевной щедрости, чтобы раскрыть и выпестовать талант, а затем передать его в чужие руки! При мне было немало случаев, когда она звонила коллегам «по цеху» и просила прослушать своих воспитанников – даже таких, которые казались экзаменаторам бесперспективными, но в которых она сумела разглядеть будущность («Надо же им помочь!» - говорила она). И ни разу не прогадала.

Великодушие Нины Казимировны проявляется и в отношениях её с коллегами-подругами. Она не мелочится и не суетится в вырывании себе педагогических часов для увеличения нагрузки, уступая их, если видит, что кому-то они нужнее. В работе она строго соблюдает преподавательскую этику, не вклиниваясь на «чужую территорию», хотя иногда так хочется улучшить чьё-то исполнение, дать совет! Она не завидует достижениям других преподавателей вокала, а напротив, болеет за их работу и всегда поощряет при малейшей возможности, старясь отыскать в ней хорошее. Но при всём этом до открыто-доверительных отношений не доходит ни с кем, оставаясь по своему обыкновению сдержанной. Когда-то обжегшись на доверии, она говорит:
– В женскую дружбу не верю. Ещё в школе лучшая подруга продала мне блузку, якобы привезённую из Франции, а потом гляжу – на ней ярлычок из нашей комиссионки!
Это отношение ещё больше укрепилось во время работы в театре, где «вообще подруг быть не может», как уверяет она – в этом его специфика. С коллегами, несмотря на кажущуюся простоту общения, шутки и смех, она держится сверхкорректно и всё же «соблюдает дистанцию», хотя и сочувствует искренне их жизненным неурядицам.

Н.К.Корнева и её воспитанники сегодня: 1) в Париже; 2) в Барселоне; 3) с ученицами Светланой Буровик (Кинешёвой), Викторией Хитровой, Ольгой Смирновой; 4) с ученицами: Ией Джгереная и Екатериной Козловой.

На моём веку были у неё две приятельницы-вокалистки, которые тоже преподавали в нашем училище и представляли собой вместе с Ниной Казимировной колоритную троицу бывших певиц, оставившую по себе заметный след в его памяти. Это – Ольга Георгиевна Бочарова и Алла Александровна Петренко. Я говорю – «были», поскольку теперь они уже работают в разных местах: первая – в музыкальной школе-интернате, на базе которого в своё время и возникло в 1966 году наше училище, вторая – ещё дальше, в Германии. (Нина Казимировна и сейчас ещё подрабатывает раз в неделю в той же школе-интернате, где и я аккомпанировал у неё в 90-х годах; теперь уж не чувствую в себе «пороху» ещё и туда ездить, а её на всё хватает!)
Алла Александровна, по отцу Сандлер, очень полная еврейка с томной, замедленной речью, в прошлом жена незаурядного театрального и киноартиста Алексея Петренко, наша общеучилищная «чёрная касса» и гений торговли, виртуозно проводившая ещё в советские времена сложнейшие круговые операции по обмену жилья, – певица с плотным, редкой насыщенности контральто (самый низкий женский голос). Её коньком всю жизнь были старинные романсы. Она часто просила меня аккомпанировать ей и исполняла их, как никто! В своё время мы подготовили с ней цикл романсов для популярной телепередачи «Пятое колесо», но, к нашей беде, передача в одночасье почила в бозе, когда её ведущая Бэла Куркова стала директором петербургского телевидения.

Ольга Георгиевна – тоже профессиональная вокалистка, одарённая гибким драматическим сопрано с искрящимися серебром низами и выигрышной сценической внешностью (высокая блондинка). Но сумбурная личная жизнь и разбросанность натуры помешали ей закрепиться в каком-либо одном театре, в итоге она тоже стала преподавать в педучилище. Нина Казимировна, несмотря на внешнее соперничество их как педагогов, всегда спокойно и объективно констатировала высокое качество преподавания сотрудницы: «Ольга работать умеет!» В её устах это – высшая похвала.
Возможно, по причине неудачной театральной карьеры Ольга Георгиевна страдала, особенно в первые годы преподавания, «комплексом нереализованности», стремясь постоянно выступать, где только возможно – в отличие от Нины Казимировны, которая «своё отпела» и теперь отказывается от выступлений, как бы её ни упрашивали. По моим наблюдениям, комплекс этот часто встречается у пожилых артистов, которые по различным причинам не состоялись полностью. Они рвутся на сцену снова и снова, чтобы выплеснуть свой артистический ресурс, забывая о том, что с возрастом голос теряет былую гибкость и начинает «качаться», вибрировать (этому качанию очень любят подражать дилетанты при «кухонном» напевании; в подобных прискорбных случаях Нина Казимировна говорит студентке: «Пой проще! Не делай из себя оперную диву»).
И часто, очень часто таким людям хочется отыскать внешнюю причину, обвинить что-то или кого-то, кто помешал им состояться – в частности, других вокалистов, якобы перехвативших у них в своё время сцену. Немало довелось мне слышать исповедей на эту тему! Кому-то перешла дорогу Образцова, кому-то Вишневская или Пьеха. Не берусь судить, насколько верно распространенное утверждение о том, что «настоящий талант всегда пробьётся», но слушаю я их обычно с сомнением, при всём уважении и сочувствии.
Артисты вообще, и вокалисты в особенности – люди в основном легкоранимые, зачастую до крайности самолюбивые и переоценивающие свои возможности. В борьбе за первенство они нередко ведут себя, как дети, и со стороны это выглядит забавным, хотя им самим в это время не до смеха. Сколько литров слёз проливается от веку на конкурсах и экзаменах по вокалу, сколько эмоциональных всплесков вызывает любая малейшая несправедливость – реальная или мнимая!
Вокальная нереализованность порождает и то, что называется профессиональной завистью, и чего полностью лишена Нина Казимировна. Она не унижается до ревнивой слежки за успехами коллег, до «выцарапывания» себе наиболее даровитых поступающих, а занимается с любым материалом, добиваясь потрясающих результатов буквально из ничего. И хотя проявления этой профессиональной зависти не раз доводилось ей испытывать на себе, она всегда относилась к ним с полным пониманием.

У всех троих было по одной дочери и по одной внучке. Но как по-разному сложились судьбы их детей!
У Полины, дочери Аллы Александровны, жизнь в значительной мере исковеркана по её собственной вине. Вырастая в артистической среде и даже снявшись в нескольких фильмах, в их числе «Взломщик» (роль Ангелины) и «Милый, дорогой, любимый, единственный» (эпизод), она затем пошла по наклонной: вечеринки, беспорядочные знакомства, наркотики, богемная круговерть – всё-таки дочь известного артиста! – лишили её ориентиров, системы ценностей, и оттого в зрелом возрасте, уже будучи мамой, она оказалась беспомощной перед жизненными терниями, неспособной пробиться сквозь них. Наконец Алле Александровне удалось, по её словам, «вытащить дочь из болота» и переехать с ней и внучкой-школьницей в Германию.
Дочь Ольги Георгиевны, Марина, выросшая без отца, тоже успела рано (в 17 лет) выскочить замуж, родить ребёнка и развестись. Как и мать, она серьёзно занималась пением, поступив в наше училище. Какое-то время я аккомпанировал ей в корневском классе, она уже стала делать успехи в вокале, но в ноябре 1990 года случилась трагедия: на 22-м году жизни Марина выбросилась ночью из окна девятого этажа, оставив на руках матери четырёхлетнюю дочь. (Не исключено и убийство – так предполагает Нина Казимировна, а ей я привык верить; история, во всяком случае, тёмная: было сообщение по телевидению, было следствие, да дело так и заглохло). Вот уже более десяти лет, ходя ежедневно от дома к метро и обратно, я невольно ступаю осторожно по тому участку на асфальте, где лежало тело девушки в осколках стекла (это случилось недалеко от моего дома), и вспоминаю тот день, когда в класс к Ольге Георгиевне, спокойно занимавшейся со студентами вокалом, нагрянул бывший дочерин муж и с ходу потряс страшной вестью её и всё училище. С тех пор несчастная мать замкнулась и затихла, не выступала больше с вокальными концертами и уже не врывалась весело в наш класс: «Корнева! Чай пить!» – как всегда прежде. Сейчас она вынуждена одна тащить подрастающую внучку и умалишённую старую мать (тоже бывшую оперную певицу), продолжая преподавать пение, чтобы как-то выжить.

13.

На фоне этих судеб ещё счастливее выглядит вполне сложившаяся жизнь Елизаветы, дочери самой Нины Казимировны. Сейчас она – испанская певица Элизабет Бакеркина Корнева, последние годы проживает в Барселоне. Так что теперь её мать с известной долей юмора говорит: «У нас в Испании…»
В пятилетнем возрасте Лиза Бакеркина уже заработала себе на новую шубу, исполнив детскую роль в фильме «Игрок» по роману Достоевского, который поставил в 1972 году Алексей Баталов. Главного героя играл Николай Бурляев. В этой ленте снимались также Всеволод Кузнецов, Василий Ливанов, Любовь Добржанская, Александр Кайдановский и другие наши замечательные актёры. Съёмки проходили в Карловых Варах; из-за выступлений в театре Нина не смогла поехать туда, но всех игравших в кинокартине детей возила специально приглашённая гувернантка. Затем Лиза снялась в мимолётных ролях ещё четырёх фильмов: «Семь невест ефрейтора Збруева», «Денискины рассказы», «Где это видано?» и «Учитель пения» (тут она играла вместе с матерью-Ниной). Позднее ей предлагали роль в советско-американском фильме «Синяя птица», ставшим после выхода на экраны очень популярным у нас, но Нина, будучи на гастролях, не смогла вывезти дочь на съёмки.

Как и мать, Лиза училась в училище имени Римского-Корсакова при Консерватории (в классе блистательной Нелли Петровны Ли), а затем и в самой Ленинградской Консерватории на вокальном факультете. Часто пела первые и вторые партии в Оперной студии.
Неудачное первое замужество и рождение дочери Христины (родители очень помогли ей в это трудное время) не остановили её вокального развития. В Консерватории Лиза училась у прекрасного педагога Светланы Владимировны Горенковой. Будучи студенткой 3-го курса, решила попытать счастья на международном вокальном конкурсе имени Франсиско Виньяса в Барселоне. Годом раньше она уже ездила с подругой Олей Гусевой (теперь Ольга Саввова, ведущее меццо-сопрано в «Мариинке») на конкурс во Францию, - благо ректор Консерватории Владислав Чернушенко относился к таким отлучкам студентов лояльно («Ну что ж, прогуляйтесь, девочки!»). Он лично подписал Лизе разрешение учится в Испании и сдавать экзамены заочно.
Денег на этот раз хватило только на железнодорожный билет до Орлеана, но Лиза, подобно отчаянной героине советского довоенного фильма «Девушка с характером», всё же добралась авантюрным образом до места: во Франции сыграла «под дурочку», сделав вид, что перепутала поезд, и докатила таким образом до Тулузы, а дальше добралась автостопом до самой Барселоны. И на конкурсе спела. Да так спела, что ей тут же предоставили двухгодичную стажировку в Барселоне у певцов братьев Краус: Альфредо (тенор) и Франсиско (баритон) с бесплатным проживанием и полным пансионом. За это время она обучилась языку, и проходя как-то мимо полицейского, молодого красавца, спросила по-испански дорогу. В итоге вышла куда надо – прямо замуж.
Теперь она – активная, стройная, сексапильная, симпатичная и талантливая – живёт в элитной квартире в центральной части этого красивейшего города, украшенного архитектурными шедеврами Антонио Гауди. Поёт в музыкальной школе вокал и фортепиано, ведёт хоровой класс и даёт сольные концерты как певица. Написанные когда-то работы Нины Казимировны по вокалу очень пригодились Лизе в работе и оказались настолько ценны, что она перевела их на испанский язык и работает теперь по этой системе, особенно с детскими и юношескими голосами. Мать раз в 2-3 года приезжает к ней погостить и повидать глубоко любимую внучку Христину, которую Лиза, обустроившись на новом месте, перевезла к себе из Петербурга в пятилетнем возрасте. Сейчас Тина оканчивает школу. Эта девушка выделяется среди испанских учащихся необычайным трудолюбием и славянской внешностью. Как-то она даже попала на обложку испанского журнала; Нина Казимировна с гордостью показывала мне эту фотографию.

Вообще-то моё заявление «по одной внучке» к сегодняшнему дню успело устареть. В Барселоне у Лизы родился «испанёнок» Франсиско, названный в честь Франсиско Крауса (Лиза совмещала учебу с рождением сына и никаких декретов не брала; теперь он уже уверенно играет на фортепиано, иногда в дуэте с сестрой), а пока я писал потихоньку эти несколько десятков страниц, Лиза успела родить ещё одно дитя по имени Анастазиа (Настями же зовут внучек О.Г.Бочаровой и А.А.Петренко). Так что на сегодня Нина Казимировна – трижды бабушка, хотя с нею это слово абсолютно не вяжется; она и Христину, едва та заговорила, попросила называть её просто Ниной. У артистов так принято.
Не вязалось с ней в былые времена и слово «жена». Когда она вышла замуж за пылкого, холерического Михаила Бакеркина, подруги и однокурсницы в один голос пророчили, что они тотчас же разбегутся, что этот брак распадётся первым; однако распались как раз у них, практически у всех – даже самые, казалось бы, прочные пары. А Нине Казимировне повезло в семейной жизни. Уже пятый десяток лет она отлично уживается с мужем. Может быть, дело не столько даже в везении, сколько в той самой интуиции, в её чутье человека. А ещё – в уме и такте с её стороны. Впрочем, и с его тоже.
Кто бы мог вообразить себе тогда, что эта гордая и своенравная красавица-примадонна с армией поклонников превратится со временем в преданную и заботливую супругу, рьяно опекающую мужа и безмерно его почитающую! Часто я слышу от неё: «Миша лучше знает», «Я спрошу у Миши», «Поговорю о ней с Мишей, он посоветует» (о будущем какой-либо ученицы). Удивительно, что в профессиональных оценках Нина Казимировна, при своей неоспоримой компетентности, чрезвычайно дорожит мнением мужа. Его слова для неё святы. Казалось бы: зачем ей совет, когда она сама прекрасно может разобраться? Но в любопытных случаях она направляет своих питомцев к нему. И здесь снова напрашивается сравнение с Шерлоком Холмсом – помните скромные слова великого сыщика: «Я-то что! А вот мой брат…» ?
– Зачем Вам советоваться? – говорил я ей иногда. – Вы ведь и сами всё понимаете правильно.
А она возражает:
– Надо всё-таки послушать теперь, что Миша скажет по этому поводу. Он – профессионал высочайшего класса.
– Ну, Вы уж себя принижаете! А Вы разве не профессионал?
– Нет, я так, я обыкновенный учитель.
После работы она ежедневно устремляется по магазинам, дабы купить супругу лучшую еду и успеть приготовить ужин до его возвращения с работы (а стряпает Нина Казимировна замечательно, от неё я узнал много ценных рецептов). В последние годы она практически содержит его – при том, что он является доцентом кафедры вокала и музыкального воспитания Театральной Академии. Ибо в наши дни, на границе XX и XXI веков в гуманитарных ВУЗах сложилась нелепая ситуация, когда высота учительской (но не чиновничьей!) должности и высота зарплаты обратно пропорциональны, и профессор Консерватории получает меньше уборщицы того же заведения. Но это не мешает Нине Казимировне сохранять глубокое уважение к мужу, который и сейчас, на середине восьмого десятка лет, продолжает преподавать вокал – всё такой же лёгкий, подвижный и заводной, каким был всегда и каким я его знаю почти столько же времени, сколько и его супругу.

14.

Теперь артистическая жизнь у пожилой четы – в прошлом, в воспоминаниях. – Мне и сейчас снится иногда, – говорит Нина Казимировна, – как режиссёр объявляет по внутреннему радио: «Нина Корнева, за сцену! Второй звонок!».
Видит она и типичные для актёров сны, от которых они просыпаются в страхе: во время выступления внезапно забыт текст роли! Никуда от таких ночных кошмаров не деться – это, можно сказать, профессиональная болезнь.
Живут они тихо, неброско. Квартира их, перешедшая Нине Казимировне от её родителей, находится возле Витебского вокзала, рядом с Театром Юных Зрителей, куда она часто водила маленькую Лизу. В этом старинном здании на Подъездном переулке при Екатерине II располагались казармы Семёновского полка.
Нередко я посещаю их по различным делам, иногда мы репетируем со студентами в домашней обстановке перед вступительными экзаменами. В этой квартире с потолками высотой почти в пять метров и такой же высокой печью – старинная мебель, много антиквариата и всегда отменная чистота. Беспорядка Нина Казимировна не выносит, прибираясь трижды в день с тряпкой и пылесосом. Ещё бы – ведь она наполовину «белая» латышка, а Латвия славится любовью к опрятности.
В ней оптимальным образом сплавились прибалтийская тенденция к ясному упорядочиванию вещей с русским свойством проникновения в их суть; в то же время умение по-европейски, качественно работать исключает известную русскую лень, а русская глубина снимает несколько поверхностное прибалтийское увлечение внешним лоском («Всё должно быть чистенько и красивенько!», – любил повторять их рижский режиссёр). Так же оптимален в ней сплав разумной доброты с твёрдой волей, неизменно чёткое понимание цели с привычной работоспособностью.
– Женщина не имеет права халтурить, – открыла она мне как-то раз своё кредо, – ни в домашнем хозяйстве, ни на работе, ни в сексе, ни в уходе за мужем и детьми.

Не раз бывал я и на её даче в Лебяжьем – Нина Казимировна щедро делится со мной излишками урожая. Это большой двухэтажный дом на 20-ти сотках, принадлежавший прежде, как я уже говорил, её отцу – полковнику и ветерану войны. Теперь она делит его с двумя братьями и их семьями. Много занимается садово-огородными работами.
Старший брат её, Валерий Казимирович, преподаёт в Политехническом институте на физико-математическом факультете. Один его сын – преуспевающий адвокат, другой – художник.
Второй родной брат Нины Казимировны, бездетный, хорошо знаком в нашем городе любителям джаза. Это пианист Пётр Корнев, лауреат джазовых конкурсов, участник многих фестивалей и «джеймсейшнов», заслуженный артист России. В 1980-е годы я увлекался одно время джазом и много ходил на концерты ежегодных «Осенних ритмов» и другие джазовые вечера. Слушал с друзьями-музыкантами его выступления и не ведал, что скоро начну длительное сотрудничество с его сестрой. Сейчас он имеет свой ансамбль и часто выступает в Филармонии джазовой музыки на Загородном проспекте (недавно в Эллингтоновском зале отмечалось его 50-летие), а также и в других джаз-клубах Петербурга.

Поскольку Петя родился с более чем 10-летним отрывом от двух других детей, в 1947-м, довоенное и блокадное детство Нина провела с Валерием. Они жили тогда на улице Марата, дом 55, квартира 2. Здесь Нина провела первый блокадный год.
Сначала мать Софья Петровна ещё пыталась вывезти детей из города, и в начале сентября 1941-го – с 1-го по 11 число – каждый день приводила их с Валерием на Московский вокзал, пытаясь уехать поездом. Но 8-го числа, как известно, кольцо блокады уже сомкнулось, и выбраться из города стало невозможно. А 11-го Нина глянула в небо и оторопела: всё оно было покрыто самолётами!
– Настолько всё было черно от них, что неба не видно. Так эта чернота и осталась в памяти, – говорила она. – Оказывается, это были вражеские самолёты. Они бомбили Бадаевские склады с продуктами. Тот день был началом голода.

Девочке довелось узнать все ужасы блокады. Она хорошо помнит, как в страшные морозные и голодные дни возле Театра Юных Зрителей на углу Загородного проспекта и Звенигородской улицы лежали, словно дрова, окоченелые трупы штабелями в несколько этажей.
– Не дай вам бог всё это пережить! – рассказывала она однажды ученицам. – Когда я шла по улице, истощённые люди с жадностью глядели на меня голодными глазами, я ведь поначалу была розовощекая, вкусная на вид. А были случаи, когда воровали детей и съедали. Как только меня минула эта участь – не знаю. Потом мама совсем перестала выпускать меня на улицу из-за людоедства, процветавшего в городе. В квартире у нас в туалетном шкафу четыре месяца, до наступления тепла, стоймя простоял труп соседа Никодим-Иваныча, так мы и ходили мимо него. Его прятали и не сообщали о смерти, чтобы не лишаться его продовольственной карточки. А соседка по нашей коммуналке сказала маме: «Соня, извини, но как только придут немцы, я скажу им, что твой отец командир». Мама панически боялась, что нашу семью из-за этого расстреляют. Отец ведь поначалу был большим начальником в авиаморских войсках, и с 1940 по 1941 мы все жили с ним в Таллине. В сравнении с жизнью здесь это было, конечно, небо и земля, там был просто рай! Вот соседка и завидовала нам, и ненавидела нас. Папа раз в неделю приезжал с фронта и отдавал нам, детям, свой паёк. Только благодаря ему мы и выжили! А в конце августа 1942-го удалось наконец отплыть из города на катере. Наша семья была эвакуирована в Сталинабад (так назывался тогда Душанбе). Ладожское озеро бомбили с неба. В шедший прямо перед нами катер угодил снаряд, он затонул. Люди плавали в воде, и никто их не подбирал, потому что катера все были перегружены. Так они и остались там.

Вернулись Корневы в Ленинград в 1944-м, и с тех пор осели здесь. А предки Нины Казимировны жили в Санкт-Петербурге ещё с конца XIX века. Первый житель нашего города в её роду – Петр Иванович Стукля. Он приехал из Польши и открыл здесь табачную лавку. Его потомки закрепились в северной столице, но по артистической стезе пошла только Нина Казимировна, а затем её дочь Лиза.
– Было у него ещё два племянника, родные братья. Один из них белогвардеец, другой красноармеец на очень высоком посту. И красный в начале 20-х предлагал белому перед его эмиграцией: "Хочешь – любую квартиру тебе подарю в Москве или в Петрограде? Только останься с нами!" Но брат отвечал: "Не хочу владеть тем, что замешано на крови. Власть в стране захватили сумасшедшие!" – и уехал в Англию, где стал епископом.

В той самой квартире на бывшей Николаевской улице, где позднее обитала семья Корневых (тогда она уже называлась улицей Марата), несколькими десятилетиями прежде жил выдающийся русский композитор, дирижёр и педагог Анатолий Константинович Лядов. В шкафах и на антресолях квартиры сохранились в папках его нотные рукописи, никому не ведомые и, возможно, никогда не публиковавшиеся.
К одной из папок была прикреплена латунная пластинка с выгравированными на ней словами: «А.К.Лядову на добрую память» , а под ними – три столбика из трёх десятков фамилий: А.Н.Глазунов, Н.Н.Черепнин, Ф.М.Блуменфельд и проч. – его коллеги по Петербургской Консерватории, где он более тридцати лет проработал профессором гармонии и композиции. В самом низу дата: «19 февраля 1902 года» . Помню трепет, с которым я брал в руки эту реликвию столетней давности, кусочек металла в несколько сантиметров – единственное, что сохранилось у Нины Казимировны из лядовского наследия. Существовала также солидного размера голубая бархатная папка с золотым тиснением: «От Ф.М.Достоевского – А.К.Лядову» ; и ещё было множество писем и открыток ему от поэтов Серебряного века. К сожалению, всё это погибло, будучи сожжённым в блокаду.

Из архивов (продолжение): 1) Нина и Валерий Корневы в блокадном Ленинграде (1943 год); 2 - 5) Письмо Казимира Ивановича Корнева с фронта своим детям Нине и Валерию (1945 г.); 6) К.И. Корнев (фото из газеты военных лет).

Отец Нины, Казимир Иванович, с самого начала войны находился на фронте как кадровый военный в звании инженера-полковника. В составе 1-й (позднее – 101-й) Гвардейской морской железнодорожной артиллерийской бригады он работал начальником железнодорожной службы. Имел ордена, медали, грамоты. В августе-сентябре 1945-го повоевал он и на Дальневосточном фронте.
«Это был чуткий, внимательный и опытный командир, и мы любили его», – рассказывали в газете однополчане. С фронта он изредка писал письма своим детям, заботясь, чтобы они вырастали не только в физической, но и в нравственной чистоте. Вернувшись, уже не расставался с ними, продолжая, сколько было возможно, делать добрые дела. Он, например, добился, чтобы в их доме была открыта библиотека, проведено центральное отопление и обустроены лестничные площадки. И так было до последних его дней. Умер он в 1982 году "на ногах", находясь в гостях: почувствовал себя плохо и вышел из-за стола в коридор, чтобы никого не беспокоить. А там – инфаркт. Нина и Михаил перенесли тело в соседнюю комнату, люди продолжали сидеть за столом, и никто ничего не узнал в тот вечер.
– Красиво жил, красиво и умер, – говорит она.
Мать Нины, Софья Петровна, тоже принимала участие в войне. Она получила медаль «За оборону Ленинграда».

Мне нравится разглядывать старые семейные и сценические фотографии на стенах и в альбомах, когда я заезжаю к своей старшей коллеге, читать газетные статьи о ней и муже. Они по-прежнему преданы работе, не мыслят себя без неё.
"Интересно жить – это значит интересно работать!" – говорит она.
Ни разу в жизни она не брала больничный лист. Да и вообще с врачами только один раз и имела дело – когда находилась в роддоме. От всяческих комплексных медицинских проверок, проводимых среди педагогов, всегда категорически отказывается, пользуясь статьёй закона.
Был недавно случай, когда автобус, в котором ехала Нина Казимировна на работу, попал в аварию, врезавшись в лихой "джип", выскочивший наперерез и тут же скрывшийся с места происшествия. Прокатившись поленом через салон, вся в пятнах и синяках, она всё-таки добралась на попутке до колледжа и работала «от звонка до звонка», не позволив себе пропустить даже этот день.
Едем, бывает, мы с ней в метро – и она в пути делится своими соображениями о программе предстоящего концерта учеников нашего класса.
Недаром старинные друзья называют их с мужем трудоголиками.
Дело приближается к золотой свадьбе, но они никогда не отмечают день своего бракосочетания.
– Праздник должен быть каждый день! Нам не нужны специальные поводы, – говорит мне Нина Казимировна. – Для меня вся жизнь с Мишей – это один миг! Я всегда заботилась о нём, а он меня баловал: чемоданами привозил из заграничных гастролей шикарные наряды, драгоценные украшения. Это и есть сплошные праздники! Зачем же создавать их искусственно? И ни к чему нам помнить какие-то особые даты, да Миша наверняка и забыл день нашей свадьбы, 29 января, это только я почему-то запомнила.
Оба супруга любят заграничные путешествия. Постоянно, по мере материальных возможностей, ездят в Австрию и Германию, Францию и Испанию, Финляндию и Швецию.

Часто Нина Казимировна помогает мне различными нужными в обиходе вещами, и всегда они оказываются как раз кстати. В квартире у неё живут три кошки, повадки которых она изображает весьма артистично. Живут, пожалуй, лучше хозяев. Им позволяется всё. Вместе с тем она предельно внимательно относится к их здоровью и постоянно держит связь со знакомым ветеринаром.
Очень жалеет бездомных собак. Выходя из дома, непременно прихватывает еду для них – куски колбасы или ветчины.
– Человек ещё может как-то себя защитить, а они совсем беспомощные, – говорит она. Для неё мерило людей – их отношение к животным.
Сохраняет она и старые актёрские связи, хотя больше общается со сценическими собратьями по телефону, редко выбираясь к кому-либо в гости. По прежнему часто звонит ей Эдуард Хиль, подолгу разговаривая с бывшей соученицей и коллегой.
– Да будь мне сейчас опять 18 лет, – вырвалось как-то у неё, – я бы сказала: «Ничего мне не надо – ни семьи, ни детей, дайте только выступать сцене, да побольше!» Ведь это же так прекрасно – жить каждый день судьбой своих героинь: сегодня ты графиня, завтра простая пастушка, а послезавтра учительница или стюардесса. А потом вдруг Снегурочка, фея или ещё какой-нибудь сказочный персонаж. Только это – настоящая жизнь!

15.

Вот так мы и узнали за годы тесного общения о жизнях друг друга до мельчайших бытовых подробностей. Важные вехи моей судьбы – женитьба, поступление в институт, рождение детей – проходили на фоне нашей работы. А если смотреть с другой точки зрения, с той, что находится у клавиатуры, то наоборот: работа на фоне этих событий.
И только тайна корневской педагогики остаётся вечной загадкой.
Вместе с тем постигли мы характеры, вкусы и взгляды друг друга на проблемы искусства. Они у нас практически идентичны. Нина Казимировна привила мне иммунитет к музыкальной пошлости, в каких бы обличьях та ни выступала.

Не хочу сказать, что мы солидарны абсолютно во всём и всегда, как может показаться из этих моих записок: там, где наши с Ниной Казимировной контакты выходят за рамки профессионального общения, имеются и расхождения. Вот два наиболее серьёзных из них.
Первое. В отличие от меня, Нина Казимировна не любит детей и не умеет с ними общаться. Она и единственную дочь завела в своё время потому только, что супруг настоял на этом.
Второе. Как человек, проявляющий интерес к истокам и истории своей страны, я не теряю надежды на грядущее её возрождение . Она же считает, что у обречённой России нет будущего. Оттого и приветствовала переселение дочери с семьёй «за кордон».
Да и в качестве супругов, будь мы ровесниками, я это ясно вижу, мы бы настолько же не подошли друг другу, насколько «спелись» в том, что касается собственно нашей деятельности в классе, то бишь обучения вокалу. Вот здесь-то, именно в этой деятельности, мы как раз полностью сходимся в методах, мнениях и оценках в результате многолетнего компаньонства. Мне бывает лестно, когда Нина Казимировна за недосугом просит меня самого выбрать новые произведения кому-либо из учащихся, исходя из их качеств и данных, полагаясь на мой опыт работы с ней. Или когда советуется со мной по поводу перспектив голосового развития способной студентки:
– Как думаешь, откроется у неё меццо? Сегодня, когда распевала её, пара нот внизу прорезалась неплохих.
И чуть позже:
– Нет, лучше дам ей что-нибудь для лирического сопрано… А может, повести её на «драматико» ?
Это похоже скорее на размышления вслух, но мне почему-то хочется думать, что говорит она не только сама с собой.
В таких поисках нет ничего странного. Надо помнить, что голос – вещь непредсказуемая даже для опытных специалистов. Нельзя заранее угадать наверняка, куда он повернёт. Бывали у нас случаи, когда у девушек с низким в жизни голосом вдруг прорезaлось колоратурное сопрано. Или – как в случае с Ильёй Банником: говорил в старших классах смешным фальцетом, а потом неожиданно пошёл глубокий бас.

Чаще всего такие «консилиумы» проходят у нас за чаепитием, когда выдаётся для этого время. Иногда его нет, «пашем» с утра до вечера. Но бывает, освобождается час-другой. Чайным хозяйством в нашем классе заведую только я, так повелось издавна – завариваю, разливаю по чашкам. В этом деле я гурман: привожу воду из загородного источника, готовлю особую заварку особым способом. Каждый из нас приносит бутерброды или булочки. Мы до тонкостей знаем теперь гастрономические привязанности друг друга.
За чаем мы делимся последними новостями и впечатлениями из области культуры. И тут Нина Казимировна выказывает незаурядную эрудицию. Ей известны имена всех Народных артистов; она знает гораздо более меня о том, что делается в современном музыкальном мире, называет больше новых имён, явлений или событий. Она всегда в их курсе, хотя телевизор смотрит не часто, от случая к случаю – видно, интуитивно попадает на «самые-самые» программы.
В отличие от многих людей искусства старого поколения, «цепляющихся» за свои былые симпатии и оттого отметающих любые современные трактовки хорошо знакомых произведений, она понимает и принимает новое, если оно того стоит. Например, вышедший в этом году ремикс фильма «Ещё раз про любовь» под названием «Небо. Самолёт. Девушка» понравился ей, к моему удивлению, даже больше, нежели знаменитая кинолента 1957 года.
За чаем же она, бывает, рассказывает мне и случаи из своей актёрской практики, а таких случаев у любого связанного с театром человека набирается обыкновенно целая коллекция. В эти драгоценные обеденные минуты, когда человек расслабляется, его можно «расколоть» и на откровения. Значительную часть материалов из рассказанного здесь я понадёргал из наших застольных бесед.

Случается, что во время чаепития Нина Казимировна высказывает и критические замечания в адрес некоторых вокалистов, причём не взирает при этом на известность, на лица и звания. Например, об одной известной преподавательнице Консерватории в звании профессора, ведущей класс вокала:
– Она преподаёт отвратно! От её методов в ужасе все те, кто в этом понимает. Сколько студентов она загубила – даже тех, у кого был хороший природный материал. При этом – Народная артистка, большие деньги берёт за уроки. И к ней идут, звание притягивает.
Подобных преподавателей, к сожалению, сейчас немало. В таких случаях Нина Казимировна вспоминает старую консерваторскую поговорку: «Кто такой воробей? Это соловей, окончивший нашу Консерваторию».
О Николае Баскове, 24-летнем красавце-певце, взлетевшем сейчас на гребень популярности, она спокойно и со знанием дела предрекает:
– Он сорвётся. Не могу сказать – когда, но обязательно сорвёт голос и перестанет петь. Это он сейчас купается в славе. Но придёт момент, когда голос не выдержит нагрузок. Он поёт неправильной манерой: чрезмерно «ширит» связки, оттого и звучит с такой натугой. Обрати внимание, как трудно ему брать высокие звуки! Это уже сигнал. Связки не прощают насилия над ними. Пение должно быть свободным, лёгким!
И продолжает:
– К тому же он фальшивит. Когда Монсерат Кабалье впервые попробовала с ним петь дуэтом, она возмутилась: «Это же сплошная фальшь!» Но его эксплуатируют с выступлениями, не дают времени совершенствоваться. Раскручивают, чтобы на нём кормиться. А материал-то у него есть, можно было бы многого добиться! Мешают ему собственная нескромность и серость в культурном плане… И потом, слишком много лжи вокруг его имени. Писали, например, что он учился у Хосе Карераса (это испанский певец с международным именем), что тот якобы им гордится. Когда Карерасу сказали об этом, он удивился: «Да никогда я с ним не занимался! Может быть, вёл мастер-класс, пару часов каких-то, но там сидело человек двадцать пять». Это мне Лиза рассказывала, она была при этом.

В связи в развращающим действием славы вспоминаем мы и Дмитрия Нагиева, с матерью которого Людмилой Захарьевной Нина Казимировна дружит со школьной скамьи. Сегодняшняя бешеная популярность этого актёра, радиодиджея и шоумэна имеет и свои оборотные стороны.
Ещё учась в старших классах школы, он робко спросил у Нины Казимировны:
– Тёть Нин, я чего решил: а может, мне тоже в артисты пойти?
– Попробуй, Димочка, – поощрила она его, – у тебя может получиться! Я тебя, например, вижу в «Мастере и Маргарите» - в Воланде, или лучше в Бегемоте: коты – это твоё!
И замечательно сыгранная им недавно роль Кыси в одноимённом спектакле Льва Рахлина подтвердила её правоту.
К сожалению, низкопробные телешоу типа «Окон» грубо затаптывают его актёрское дарование. Сценические возможности Дмитрия добровольно загублены деньгами, принижающими и распыляющими его талант. Он кидается на все сулящие выгоду коммерческие проекты, порхает по рекламам и пошленьким шоу. Нина Казимировна объясняет это тем, что он отрабатывает таким образом своё нищее детство, проходившее перед её глазами: она помнит их маленькую комнатку, рваный матрас, его куртки с чужого плеча и вечно жавшие ботинки с чужой ноги. Такие вещи ещё можно извинить. Непростительно другое: быстрый взлёт способствовал столь же быстрому развитию высокомерия, самомнения.
– Он где-то переступил черту, – говорит Нина Казимировна, – и некому его одёрнуть. Мила и её сестра носят Диму на руках, он для них царь и бог. Ему некогда работать над собой, над образом. Недавно он с апломбом заявил мне за столом, когда мы заговорили о его ролях: «Я не читаю первоисточников!»
И напротив, глубокую симпатию вызывают у неё те актёры, которые старательно прорабатывают каждый образ и не добавляют к нему самонадеянной «отсебятины». Того же она требует и от студентов.
Несколько лет назад я начал как-то в «чайной» беседе восторгаться её умением делать певцов и артистов по сути из пустого места. Нина Казимировна без рисовки ответила:
– Я просто умею раскрывать. Мне это как-то удаётся. Если увижу в ком-нибудь данные – вцеплюсь, как пиявка, и уже не отпущу: буду наседать, буду вытаскивать голос и прочее! Интересно ведь, когда ничего-ничего – и вдруг что-то!

16.

Такие разговоры ведутся у нас за чаепитиями.
Часто вспоминаем мы благословенные для училища времена, когда оно процветало и преподавали в нём замечательные специалисты (я был ещё его студентом, а не сотрудником), когда исполнять этюды Шопена и Листа, концерты Бетховена и Прокофьева, петь сложные арии и дирижировать четырёхголосными хорами было заурядным делом. Привычными были и регулярные концерты городского уровня – в Капелле и на других важнейших концертных площадках города, в которые непременно выпускались и учащиеся класса Н.К.Корневой. К сожалению, в 1985 году из-за серии анонимных писем в Главное управление народного образования училище из «музыкально-педагогического» превратилось в просто «педагогическое», вследствие чего лишилось большей части преподавателей вокала, дирижирования, фортепиано и дополнительных музыкальных инструментов. А в мае 1999-го случилось ещё худшее: по непродуманному распоряжению Комитета по образованию наше Высшее педагогическое училище (колледж) № 6 вообще прекратило своё существование, слившись с Педколледжем № 2. Сделано это было исподтишка, приказ о реорганизации училища, сокращении преподавательского состава и ликвидации финансирования вышел за спиной нашего директора Александра Аркадьевича Иванова, который, как обычно, продолжал принимать заявления от абитуриентов к новому учебному году. Разрушалось таким образом всё то, что было создано прежде: уникальная методика обучения, программа подготовки специалистов коррекционной педагогики, выпуск учебно-методических пособий, востребованных в десятках городов страны, единственный в городе культурологический центр для детей, и вообще разбивалась вдребезги слаженная семья колледжа.
Преподаватели и студенты боролись до последнего – пикетировали с плакатами здание Смольного, писали письма в Законодательное собрание, за май вышло две радио- и три телепередачи, в дополнение к нескольким газетным статьям. Всё тщетно! Впрочем, и в этой ситуации Нина Казимировна, не имея возможности помочь реально, дала деловой совет: обратиться на телевидение в программу «Сутки: власть и закон», как в наиболее оперативную и серьёзную. Директор так и сделал. Действительно, ведущий программы провёл беседу с ним, в которой Александр Аркадьевич смог высказать наконец и нашу позицию – точку зрения сотрудников училища. И хотя это не спасло его от закрытия и потери главного здания, проданного «Инжэкону» (деньги сегодня решают всё), но резонанс от выпуска интервью был гораздо сильнее, чем от всех вместе взятых прочих акций. Был снят с должности председатель Комитета по образованию В.И.Криличевский, вскрылись многочисленные нарушения законодательства чиновниками. Но никто так и не узнал, что совет дала Нина Казимировна.

А вот ещё примеры, уже на бытовом уровне, её уникальной… хотел сказать – интуиции, но может быть, это уже нечто на порядок высшее? Тут невольно вспоминается великая прорицательница Ванга.
В феврале 2000 года новая, после слияния теперь уже чужая для нас, администрация колледжа «перекрутила» нам расписание начавшегося второго семестра, поскольку с уроками вокала теперь не слишком-то считались (к нынешнему времени из «зубров» бывшего училища осталась одна Нина Казимировна, никто из остальных педагогов не имеет даже консерваторского образования). В результате она попросила меня поменять один день аккомпанирования у неё с понедельника на вторник. Это создавало мне узел проблем и накладок с основной работой и домашними учениками, поэтому я поначалу отказывался. Но Нина Казимировна настаивала, и на этот раз как-то непривычно убедительно. Скрепя сердце, я разрешил проблемы с частниками и перенёс на понедельник работу в загородном клубе. В первый же вторник, когда вместо клуба мне пришлось отправиться к ней в класс, электричка, которой я обычно ездил, потерпела крушение, столкнувшись на переезде под Белоостровом с гружёной фурой. Так что в число жертв я не попал, а наша взаимная привязанность обогатилась боязнью потерять друг друга.
Когда нам позарез нужна какая-нибудь студентка, и я отправляюсь на её поиски по училищу, они обычно оказываются тщетными, несмотря на планомерный обход тех классов, где она может находиться, исходя из расписания. Действия на основе логики не дают результата, после чего уже идёт искать сама Нина Казимировна – и … не знаю, в чём тут секрет, но она обязательно первым делом заглянет именно в ту аудиторию, где сидит пропавшая.
Когда она изредка просит меня сбегать поглядеть расписание уроков на ближайшую неделю – нет ли там изменений? – я уже не ленюсь и не отнекиваюсь, ибо знаю, что просто так она просить не станет, и чутьё её не подводит: скорее всего, там стоит отмена или перенос уроков из-за карантина, поездки в музей либо иного мероприятия.
Когда один сомнительный приятель занял у меня немалую сумму денег, она тут же предсказала, не зная его, но словно просчитав через меня: «Он тебе никогда не отдаст!» А я-то верил его клятвенным обещаниям ещё не один год, пока не убедился в её правоте.
Когда обокрали студию звукозаписи нашего училища, Нина Казимировна уверенно назвала виновников: работницы нашей хозчасти.
Когда нам требуется для репетиции свободный класс с фортепиано, и даже вахтёры при всём желании помочь нам не могут найти ключа от такового, она принимается за поиски сама, и – о чудо! – находит куда-то завалившийся так нужный нам ключ. И если бы это было только раз! Впечатление такое, будто ей дано сквозное зрение.
Открывая новую газету, она первым делом видит самую интересную заметку, достойную быть вырезанной, но мимо которой я почему-то прошёл, хотя всё остальное прочёл внимательно. Ища нужное мне место, объявление или фразу, я могу раз десять просмотреть газету и ничего не найти; ей же стоит лишь взять ту же газету в руки – и моментально искомое найдено.
И так всё время. Не было дня, чтобы она не поразила меня очередной раз проблеском интуиции, умением мгновенно улавливать сущность любой проблемы. Чтобы постичь какое-либо новое явление культуры, мне требуется долго и трудно углубляться в него, да и то потом оказывается, что многие вещи я понял ошибочно; ей же достаточно лишь коснуться оболочки этого явления – и вся суть его для неё ясна. Самая истинная, объективная суть.
Таких случаев и фактов, мелких и не очень, можно вспоминать сколько угодно. Что-нибудь подобное происходит снова и снова. Все брошенные ею мимоходом советы оказывались для меня ценнейшими.
Когда читаешь детективы Агаты Кристи, умение мосье Пуаро или мисс Марпл мгновенно угадать из многих вариантов разгадки преступления единственно правильный кажется беллетристическим вымыслом. И лишь прообщавшись много лет с Ниной Казимировной, я понял, что такое всё же возможно.
Простым знанием жизни дело тут не всегда объяснимо. Опыт? Да, конечно. Но и опыт, случается, играет и отрицательную роль (вспомним Глеба Жеглова из «Эры милосердия»). А в случае с Ниной Казимировной этого никогда не происходит.
То же можно сказать и о её чисто педагогическом опыте. В нём ни в малой степени не ощущается закостенения, привычного повторения наработанных приёмов, приводящего к деградации педагога и к тому, что у психологов именуется кризисом профессиональной идентичности (во избежание чего и придумана такая вещь, как переаттестация каждые 5 лет).
Постоянное развитие она считает необходимым условием и педагогической, и актёрской деятельности. Одно из самых сильных критических замечаний в её устах – в отношении, к примеру, эстрадной певицы или актрисы: «Она одинакова во всех своих ролях (или в песнях)!»
Кстати, когда Нина Казимировна проходила очередную аттестацию, для чего понадобилось вынуть «из закромов» накопленные за время нашей совместной работы грамоты и дипломы, супруг её, ничего не знавший о них, совершенно ошалел от их количества:
– Да тебе хоть сейчас давай Заслуженного учителя!..
Она не афиширует свои награды, и, проработав рядом с Ниной Казимировной много лет, я долго не ведал о том, что в 1993 году она получила Диплом победителя Первого городского педагогического конкурса на звание «Лучший учитель года». Было накоплено ею до этого и несколько Правительственных наград, но все они, будучи отосланными в Москву, были потеряны там во время событий августа 1991-го.

17.

Давным-давно мы притёрлись друг к другу и сжились до моментального понимания полунамёков, до обоюдной предупредительности в мелочах, до привычки постоянно контактировать как в работе, так и в жизни.
Звоню Нине Казимировне перед самым нашим отпуском:
– Счастливо отдохнуть летом! Буду скучать по общению…
– Да и я тоже! – слышу в ответ.

Ещё не один год, думается мне, будем мы сотрудничать в нашем классе. И если в материальном отношении я не слишком много с этого имею (что такое в наше время совместитель-почасовик!), то утешаю себя тем, что прихожу сюда не на работу, а на учёбу, как в «мои университеты». Учусь учить! И аттестацию по высшей категории я получил только благодаря искренней помощи Нины Казимировны. Сам же оцениваю себя в педагогическом плане гораздо ниже 14-го разряда – где-нибудь на 7-й или 8-й. Теперь я с ужасом вспоминаю: неужели несколько лет назад я действительно всерьёз собирался уходить от Нины Казимировны в другое место? Тогда мне показалось, что я всему научился и теперь могу работать самостоятельно. К счастью, достаточно скоро пришло понимание, что рядом с таким мастером можно учиться бесконечно. Совершенствованию предела нет. Те знания и приёмы, которые я постигаю, находясь в непосредственном соседстве с этим педагогом, я переношу на другие свои работы – в клубе «Молодость» и в частном репетиторстве. Незаметно для себя я перенял ниноказимировскую манеру общения с подопечными: неторопливо-участливую, доброжелательно-ироничную, в меру сдобренную студенческим жаргоном и обязательно с тем, что называется индивидуальным подходом.
Таким образом и трудимся мы уже много лет в нераздельной паре.

…Завтра утром я вновь войду в привычный класс. Нина Казимировна будет, вероятно, уже там (как человек более организованный и не обременённый детьми, она приходит на работу обыкновенно раньше меня), начнёт распевать студентку («Хрипи, сипи – но пой!»; «Догоняй дыхание!»; «Тебе нужно выходить наверх. Не сопротивляйся своему голосу! До до третьей октавы я тебя к весне доведу») или разбирать ноты (они вечно требуют периодического упорядочивания в шкафу), или, на худой конец, заполнять журнал (никогда я не видел её в безделье), и потечёт привычный рабочий день – разучивание сольных и ансамблевых произведений для выноса их на сцену. После закрытия музыкальных отделений училища к нам перестали поступать студенты с профессиональной подготовкой, приходится пытаться что-то «состряпать» из имеющегося материала, то есть из учащихся без слуха и голоса. Но умение и трудолюбие Нины Казимировны побеждает всё! Не получившие музыкального образования поют у неё трудные оперные арии и ансамбли на два и три голоса.
Последнее время работу с ансамблем до пяти – восьми человек перед окончательной сценической «доводкой», а нередко и распевание учащихся Нина Казимировна стала доверять мне («Давай, Миш, ты ведь уже умеешь!»), а сама тем временем поднимается в библиотеку или уходит звонить студентам, договариваясь о репетициях. За солистов же, тем более подающих надежды, по-прежнему берётся только сама. Это тонкая работа.
В свободные минуты – чаепитие со взаимными угощениями тем, что принесено из дома, и интересными беседами, а в конце рабочего дня, когда я уже оденусь и попрощаюсь – Нина Казимировна часто отпускает меня раньше, чем уходит сама – она зычно скажет мне вслед с шутливым пафосом:
– Спасибо за ансамбль!
И мы расстанемся ещё на день-два. Или даже на долгих несколько дней, но с нерушимой уверенностью в будущих плодотворных встречах.