О неизвестных деталях работы Г.Г.Нейгауза
над книгой «Об искусстве фортепианной игры»


    Книга выдающегося музыканта, основателя уникальной отечественной школы пианизма Генриха Густавовича Нейгауза «Об искусстве фортепианной игры» широко известна в музыкальных кругах, и не только нашей страны. Для многих эта книга стала настольной.
    За прошедшие 60 лет она переиздавалась много раз. Точное число изданий назвать трудно из-за несогласованности издательств в постсоветское время. Последние два появились совсем недавно – их выпустило в 2015 и 2017 году издательство «Планета музыки». И это особенно радует, поскольку говорит о том, что вопросы, поднятые в ней более полувека назад, до сих пор актуальны.
    Не только профессиональные пианисты, но и любители, и преподаватели фортепиано всех уровней, от музыкальных школ до консерваторий, настолько хорошо знакомы с её текстом, что даже незначительные поправки в нём и просто авторские замечания с пояснениями у многих могут вызвать интерес.
    Первые два издания, как известно, увидели свет ещё при жизни Г. Г. Нейгауза – в 1958 и 1961 годах. Остальные переиздания стереотипны (поправки, которые автор внёс в текст после выхода второго издания, незначительны). Поэтому нас особенно интересует разница между 1-м и 2-м изданиями, поскольку после первого выхода книги и последовавшими за этим ярким событием многочисленными отзывами, письмами, статьями и рецензиями автор продолжил работу над текстом. Об этом он сам рассказывает в своём «Предисловии ко второму изданию», вошедшем во все последующие.

    Автору данной статьи посчастливилось обнаружить ранее нигде не опубликованную переписку Г. Г. Нейгауза, которая напрямую касается его книги, с родственником автора. Брат его деда – зоолога и писателя Вячеслава Всеволодовича Строкова – Мстислав Всеволодович Виноградов, как и Генрих Густавович, был профессором по классу фортепиано сначала Тифлисской, а затем Московской консерватории. В семейном архиве содержатся некоторые документы и письма семьи М.В.Виноградова.
    Мстислав окончил Петербургскую (тогда Петроградскую) консерваторию; в семье Строковых-Виноградовых сохранился его диплом огромных размеров, подписанный выдающимся русским композитором Александром Константиновичем Глазуновым, который был её директором с 1905 по 1928 год, а также личные записки А. К. Глазунова невесте Мстислава, тогда тоже студентке консерватории. Чуть раньше Мстислав получил диплом юридического факультета Санкт-Петербургского государственного университета, но всё-таки стал концертирующим пианистом, а позднее преподавателем кафедры фортепиано и редактором Государственного музыкального издательства. У автора статьи хранятся две его работы, также пока нигде не опубликованные: о музыкальной фразировке и об аппликатуре в произведениях И. С. Баха.



    Фото 1915 - 1918 годов. Петроградская (Петербургская) и Тифлисская (Тбилисская) консерватории, Генрих Нейгауз и Мстислав Виноградов. Первую они в то время окончили (Нейгауз – экстерном), во второй вместе начали преподавать класс рояля.


    Когда вышло 1-е издание книги, Мстислав Всеволодович написал Генриху Густавовичу достаточно объёмное письмо, в котором со свойственной ему предельной конкретностью и обстоятельностью высказал около сорока замечаний о прочитанном, предварительно сгруппировав их по темам: «Древние языки», «Новые языки», «Русские слова», «“Русские” \в кавычках\ слова», «Цитаты», «Нотные примеры», «Ещё кое-что».
    Г.Г.Нейгауз столь же обстоятельно ответил коллеге.
    Переписка эта, копия которой в настоящее время хранится в РГАЛИ (Российский государственный архив литературы и искусства, фонд 2775, оп.1, ед. хр.26 и 52), отражает некоторые моменты работы над книгой. Сейчас мы не будем касаться всех замечаний с ответами (такой труд ещё предполагается – тем более, что среди них встречаются нотные примеры, невоспроизводимые здесь), выделим лишь часть из них. Возможно, тем музыкантам, которым хорошо знаком текст книги, будет интересно узнать что-то новое о процессе её написания, а также поможет лучше понять образ мыслей и отдельные высказывания её создателя.

    Некоторые замечания М. В. Виноградова могут показаться сегодня излишне придирчивыми. Например, он высказывается против употребления в тексте иностранных слов – таких, как «инвективы», «эпатирующее», «амнезии», «эвристика» и др. «Ну зачем всё это?» – строго вопрошает он (особенно странным это недовольство кажется теперь, в наш «век глобализации»).
    На эти и подобные высказывания Г. Г. Нейгауз отвечает в «Предисловии ко второму изданию»:
        «…Еще один упрек. Л. А. Баренбойм и некоторые другие считают, что я напрасно пользуюсь довольно часто иностранными словами и выражениями. Они правы, пожалуй, — все это можно было бы без ущерба для дела сказать по-русски. Повинен в этом, увы, «разговорный» стиль моих записок, а так как я смолоду знаю несколько языков и привык к известным выражениям на данном именно языке, то я не постеснялся записать эти выражения, как они мне приходили в голову. Ведь всякое сообщение о своем личном опыте, а им наполнена моя книжка, неизбежно автобиографично, и именно автобиографичность была причиной моего презренного воляпюка. Конечно, я постарался бы совершенно устранить его, если бы писал настоящее литературное произведение, лишенное признака автобиографичности, но я и не помышлял об этом, так как, естественно, не считаю себя литератором...»




























    Итак, 7 ноября 1959 года М. В. Виноградов начинает своё письмо Г. Г. Нейгаузу таким образом:

    «Дорогой Генрих Густавович!
    С удовольствием прочёл Вашу интересно написанную книгу об искусстве фортепианной игры. Но моё долголетнее ремесло редактора Музгиза научило меня придирчиво относиться ко всякому тексту и отмечать встречающиеся в нём неудачи и упущения. Недавно я виделся – случайно – с Т. А. Лебедевой (зав.книжной редакцией Музгиза), и она сказала мне, что Вашу книгу предполагается переиздать. По этому случаю я позволю себе высказать некоторые свои замечания. Полагаю, что Вы не обидитесь на такое непрошенное вмешательство; наше старое знакомство с Вами даёт мне некоторое на это право, к тому же меня вдохновила и наша недавняя встреча в Доме учёных».


    Через неделю Г. Г. Нейгауз отвечает ему:

    «Дорогой Мстислав Всеволодович! В ответ на Ваше любезное послание от 7.11.1959 должен сказать следующее. Три четверти нравоучений и исправлений, направленных по моему адресу, Вы должны были бы, если бы были больше в курсе дела, перенаправить в Вашу типографию, к которой Вы же имеете по роду Вашей работы, более непосредственное отношение, чем я. Итак, по порядку...»

    Далее он обстоятельно высказывается по поводу замечаний своего «соседа по цеху». Среди этих ответов трогательно звучит его фраза: «…Боюсь, что если бы он [редактор] исправлял всё, то книжка вышла бы ещё на год позже. А ведь мне вскоре – каюк!»
    Ниже в таблице приводятся отдельные замечания М. В. Виноградова, только вместо тематического деления на группы, как в письме, расположены они для удобства в порядке возрастания номеров страниц. Рядом помещены ответы на них Генриха Густавовича, из которых можно увидеть, насколько внимательно и тактично (особенно при известной ранимости и душевной тонкости) отвечает он даже на самые мелкие и подчас несправедливые нападки прозаично-дотошного Мстислава Всеволодовича.
    Лишь один раз Г. Г. Нейгауз не выдерживает и язвительно замечает: "Интересно, как бы Вы редактировали поэтов?!"



Оригинальный текст книги
(1-е издание 1958 года)

Так как в моих записках будет часто идти речь о «содержании» как главном иерархическом принципе исполнения…
Замечания М.В. Виноградова


Стр.6: «Как главный иерархический принцип…» Неудачное слово «иерархический» можно без всякого ущерба для смысла пропустить.
Ответы Г.Г. Нейгауза


Слово «иерархический» прибавляет кое-что к понятию «главный», поэтому считаю его уместным. Вы придаёте слову «иерархический» церковный смысл, очевидно, а не организационный…
Примечания


-
Я часто напоминаю ученикам, что слово «техника» происходит от греческого слова «τέχνη», а «технэ» означало – искусство. Стр.7 вверху:
«Технэ» по-русски написано правильно, а по-гречески следует писать не «τέχνη», а «τεχνών».
Неужели Вам не ясно, что раз я написал произношение этого слова правильно по-русски, то я его знаю по-гречески? Виновна Ваша типография. Обращаю Ваше внимание на то, что к окончательной редакции я не имел никакого отношения; я получил отпечатанные готовые экземпляры. Формат данной статьи может не дать возможности воспроизвести на некоторых сайтах здесь и далее греческий язык.
У педагогов нашей профессии очень распространено мнение, что средний ученик ни в коем случае не долен подражать большому таланту: quod licet Iovi, non licet bovi - что подобает Юпитеру, не подобает быку. Стр.24 середина:
"quod licet Iovi, non licet bovi" переведено не точно: «licet» значит не «подобает», а «позволено», смысл иной. Подобает – «decet».
За этот перевод отвечает… Анна Ахматова. Я спросил её как-то, нет ли по-русски пословицы, выражающей смысл латинской фразы, как, например, по-польски: «Co wolno wojewodzie, to nie tobie, smrodzie» (интересно, что в польском изложении удержана рифма, а дистанция между двумя антиподами дозволенного значительно сокращена). На что она мне ответила: по-русски надо сказать «что подобает… - и т.д.». Я поверил прекрасной поэтессе, хотя ещё в 14 лет знал разницу между словами «licet» и «decet», которой Вы меня так любезно поучаете. Но я согласен с Вами: правильно сказать «что дозволено..» (лучше, чем «позволено»). Общепринятый перевод этой древней латинской поговорки: «Что позволено Юпитеру, то не позволено быку».

Польский аналог: «Co wolno wojewodzie, to nie tobie, smrodzie» («Что можно воеводе, то нельзя тебе, смерду»).
Как ни изумителен, неподражаем был Годовский, он занимался с некоторыми учениками (особенно с частными, которые платили ему тем больше денег, чем меньше у них было таланта) абсолютно формально, чтобы не сказать формалистично. Стр. 29 внизу:
смысл очевидно такой: «Как ни изумителен, ни неподражаем был Годовский…» или «Как ни изумителен и неподражаем был Годовский…»
Не вижу разницы. Смысл ясен, и выражено не безграмотно.
Одним из моих главных требований для достижения художественной красоты исполнения является требование простоты и естественности выражения. Эти два словечка, столь знакомые и понятные с виду, я должен был расшифровать, ибо они сложны и многозначительны… Стр. 31 внизу:
«Я должен был рассматривать…» Лучше: «Я должен был бы…»
Правильное замечание. «Бы» - пропущено. «Рассматривать» у М.В. написано ошибочно, у Г.Н. – «расшифровать». Со 2-го издания «бы» добавлено.
В таких случаях я обычно напоминаю ученику крылатое словцо Листа об этом Allegretto: «une fleur entre deux abimes» («цветок между двумя безднами») и стараюсь ему доказать, что аллегория эта неслучайна, что она удивительно точно передаёт не только дух, но и форму сочинения… Стр. 33 наверху:
«Аллегория эта неслучайна» В данном случае, пожалуй, лучше написать «не случайна».
Правильно: «не случайна», раздельно. Имеется в виду 2-я часть 14-й сонаты Л.Бетховена (т.наз. «Лунной»).

Со 2-го издания – «не случайна».
«Только пианист, если дело не идёт гладко, замедлит, остановится, поправится, повторит, музыкант же, чувствующий процесс, музыкальное Pavta pei (всё течёт) скорее пропустит какую-нибудь деталь, чего-нибудь не доиграет (или не выиграет), но ни за что не остановится, не выскочит из ритма, как говорится – не собьётся со счёта. Стр. 42 внизу:
«Pavta pei». Только по русскому переводу в скобках можно было узнать известное выражение Гераклита. В списке опечаток «pei» исправлено на «rei», но и это неправильно: уж если писать латинскими буквами, то следовало написать «Panta Rhei». А лучше всего было бы написать по-гречески «πάντα ρεῖ καὶ οὐδὲν μένει», поскольку раньше уже встречались греческие буквы.
И Вы всерьёз думаете, что я мог написать эту чепуху?! Простите, но Вы слишком уж плохого мнения обо мне. Это столь же вредно и ошибочно, может быть, даже больше, чем быть слишком хорошего мнения о ком-нибудь. Я всё-таки «дошёл» до чтения Гомера. А если уж писать по-латыни, то одинаково «дозволено» писать «rhei», как и «hrei». Опять-таки адресую Вас к Вашей безграмотной типографии. Неужели там нет людей, разбирающихся в иностранных словах и текстах? Печально. «πάντα ρεῖ καὶ οὐδὲν μένει» мне известно с детства, ибо интересовался не только греческим языком, но и философией Гераклита. «πάντα ρεῖ καὶ οὐδὲν μένει» - «все течет, все меняется» или «всё течёт и ничто не остаётся на месте» - изречение, автором которого считается Гераклит Эфесский.
Зато заключительное Presto надо играть Prestissimo possible, so schnell wiel möglich und noch schneller (пользуясь терминологией Шумана). Стр.58 серед.:
Prestissimo possible, so schnell wie möglich und noch schneller – досадная опечатка.
Могу повторить только Ваши слова: досадная опечатка. Но почему не отметили это в других, не менее досадных случаях? Кстати: удивляюсь, что Вы меня не упрекнули в «чудесной» транскрипции латинской поговорки «Similis simili gaudet». В будущем советую всё-таки обращаться к редактору, а не к автору. В известной ремарке Р.Шумана «Prestissimo possible, so schnell wiel möglich und noch schneller» («Быстро, как только возможно, и ещё быстрее») ошибочно напечатано «wiel» вместо «wie». «Similis simili gaudet» ("Похожий рад похожему») - латинская поговорка, соответствующая русской пословице: «Рыбак рыбака видит издалека». На стр.193 ошибочно напечатано «similils similil…», но исправлено в списке опечаток, вклеенном в конце книги.
В книге Ф.Бузони «Über die Einheit der Musik» есть 1 1\2 странички, посвящённые роялю, под названием «Man achte das Clavier» (уважайте фортепиано). Стр.75 и мн.др.: это правда, что немецкое слово «Klavier» во многих изданиях пишут «Clavier». Но это неправильно. Буква «C» в немецком языке имеет своё место (обычно перед буквой «k»). Во всяком случаях в немецких словарях пишут «Klavier». Последнее время пишется по преимуществу «Klavier», но раньше писалось и «C», и «K». Я – за более раннее начертание. Но пожалуй, теперь лучше писать «K…». «Über die Einheit der Musik» - «О единстве музыки»
В третий раз я вижу перед собой воображаемого оппонента, который, на этот раз уже с раздражением, спрашивает, к чему вся эта наукообразная абракадабра с примесью алгебры? Стр.108 наверху:
«… с примесью алгебры». Лучше сказать не алгебры, а физики.
Я имею здесь в виду буквенное обозначение, поэтому «алгебру» считаю допустимой. Но пусть будет по-Вашему.
А в общем… поменьше думайте о всяких положениях, а побольше о музыке, остальное «образуется», как говорила няня Облонских в «Анне Карениной» Стр.117: «Образуется» говорила не няня Облонских, а Матвей, камердинер Стивы. Совершенно верно! Я вспомнил о Матвее слишком поздно, когда уже рукопись пошла в печать и забыл сказать об этом Житомирскому. Обязательно исправить! Исправлено: со 2-го издания вместо «няня Облонских» - «камердинер Матвей».
Этих основных видов – назовём их лучше элементами – не так уж много, и поневоле хочется провести некоторую аналогию между периодической таблицей Менделеева, насчитывающей всего 102 элемента в нашем бесконечном, невообразимо богатом и разнообразном материальном мире… Стр.132 серед:
В своё время Менделеев установил в периодической системе 92 элемента; дальнейшие были добавлены значительно позже.
Правильно! Надо уточнить. Теперь элементов ещё больше. Не знаю, стоит ли это указывать.
Так называемый Александрийский стих: a-b-a-b-a-b-c-c. Стр.148 сноска:
Беспорядочная смесь латинских и русских букв.
Я лично написал: a-b, a-b, a-b, c-c. Опять: виноват не я, а Ваша типография. Пожалуй, тоже недосмотр редактора. Во 2-м издании напечатано: ab, ab, ab, ce («ce» в конце – ошибочно, вместо «cc»; к сожалению, эта ошибка повторяется во всех последующих изданиях).
Но прав Пушкин, когда говорит: слова поэта суть уже почти дела его. Стр.248:
Точнее: «суть уже дела его» («почти» - нет)
Я твёрдо знаю, что есть вариант: «Слова поэта суть уже ПОЧТИ дела его. Я даже в рукописи (пропустил для печати) сказал, что Пушкин имел полное право не писать «почти».
Один остроумный писатель говорил, что в любой философии можно найти место, где автор высказывает своё убеждение, или, пользуясь словами старинной мистерии: adventavit asinus pulcher et fortissimus - грядет осёл, прекрасен и зол. Стр.255:
Конечно, не «puleher», а «pulcher»; а кроме того, прошедшее время переведено настоящим: «грядёт».
Вместо pulcher. Опять: виновна типография! То, что я предпочитаю präsens вместо perfectum – дозволенная licenta poetica. Интересно, как бы Вы редактировали поэтов?! Фрагмент первой строфы древнеримского «ослиного» кондукта «Orientis partibus» (adventavit asinus pulcher et fortissimus - явился прекрасный и сильный осёл) Ф. Ницше использовал в своём философском трактате «По ту сторону добра и зла» в отделе 1.8, иронизируя над самоуверенностью философов прошлого. Имя Ницше не упомянуто, вероятнее всего, по цензурным соображениям.
В нашей пианистической сфере, например, труд Фил.Эм.Баха «Über die Art das Clavier zu spielen» был и остался ндёжнейшим и превосходнейшим руководством… Стр.260:
Точное название труда Ф.Э.Баха: «Vesuch über die wahre Art das Klavier zu spielen»
Совершенно верно. Я (по легкомыслию?) полагал, что книга эта так известна, что можно и не приводить полного названия. Каюсь! Винюсь! Примерный перевод трактата Ф.Э.Баха: «Опыт истинного искусства игры на клавире».
<Цитируется отрывок из поэмы А.С.Пушкина «Медный всадник» от слов: «Нева всю ночь рвалася к морю против бури» до «По пояс в воду погружен».> Стр.263:
Большой абзац из «Медного всадника» нуждается в тщательной проверке. Есть несовпадения с текстом Пушкина.
Большой абзац из «Медного всадника» - одно из принятых и «имеющих хождение наравне» разночтений текста. Мне неловко было беспокоить по этому поводу Благого, а Морозов умер… М.В. имеет в виду следующие разночтения между хрестоматийным текстом и цитируемым в книге (соответственно на первом и втором месте): 1) «Теснился кучами народ» – «Толпился кучами народ»; 2) «Погода пуще свирепела,\ Нева вздувалась и ревела» – «И пуще, пуще свирепела,\ приподымалась и ревела»; 3) «И вдруг, как зверь остервеняясь» – «И наконец, остервенев»; 4) «Всё побежало, всё вокруг\ Вдруг опустело — воды вдруг\ Втекли в подземные подвалы,\ К решеткам хлынули каналы» – «Всё побежало, волны вдруг\ Вломились в улицы, в подвалы, \с Невой слились её каналы».
В октябре 1916 года Нейгауз был приглашён профессором в Тифлис, где пробыл до июня 1918 года (из послесловия Я.И.Мильштейна к книге). Стр.288:
"Звание профессора тифлисской консерватории Вы получили 5 мая 1917 года".
Не моя ошибка, а Мильштейна. Надо исправить. Со 2-го издания «профессором» исправлено на «преподавателем» (Г.Нейгауз получил звание профессора в период совместного с М.Виноградовым преподавания в Тифлисской консерватории).



    Относительно последнего замечания хочется добавить следующее. Г.Г.Нейгауз и М.В.Виноградов прошли во многом параллельный музыкально-педагогический путь. В одном году – 1915-м – они окончили Петроградскую консерваторию, затем преподавали в Тифлисской консерватории (после 1936 года - Тбилисская), где в молодом возрасте оба музыканта получили профессорские звания: М. Виноградов в 27 лет (у автора хранится его трудовая книжка с записью: «1920, апрель: возведён в звание профессора Консерватории»), Г.Нейгауз – едва достигнув 29-летия. В 1945 году судьба вновь свела их уже в Московской консерватории, где оба профессора имели по фортепианному классу.
    Одно из замечаний Мстислава Всеволодовича отсылает к тифлисскому периоду их жизни:

    «Стр. 111, 119, 120, 139 и др. “Арпеджии”. Слова иностранного происхождения, оканчивающиеся на “о”, не изменяются ни в числе, ни в падеже, даже такие давно обрусевшие слова, как “пальто”. Правда, швейцар Тифлисской консерватории Антон – Вы помните его? – говорил: “Которые в пальтах, которые без пальтов”. На стр. 135, 164 и др. написано правильно: “арпеджио”».

    Письмо М.В.Виноградова оканчивается так:

    «Всё!
    Надеюсь, моё непрошенное вмешательство не вызовет Вашего неудовольствия.
    С приветом, М.Виноградов».


    В конце ответного письма Г.Г.Нейгауз пишет:

    «Я Вам очень благодарен за Ваши замечания, но отметаю те, которые относятся не ко мне, а типографии. Житомирскому я уже дал прочесть Ваше письмо. Он принял к сведению.
    Между прочим, мне не очень хочется переиздавать книжку. Считаю её даже не книжкой, а только намёткой на оную – по сравнению со всем, что я могу сказать по затронутым в ней вопросам. Я имел «глупость» (или «скромность») дать в печать 3\5 того, что я подготовил в рукописи. Когда я её прочёл в печати, я убедился, что сильно переборщил в сокращениях…
    Отсюда (для некоторых – не самых умных читателей) некоторая неясность, а для умных – некоторые забавные логические salto mortale, которые, как это ни странно, нисколько их не возмущают, ибо они способны восполнить пробелы…
    Простите, что отнял у Вас время. Если Вам неохота всё прочесть, то не обижусь нисколько. Увы, книжка уже переводится на иностранные языки. Надеюсь, мне дадут возможность внести поправки?!
    С приветом, Г.Нейгауз».








Следующая статья                   Все работы                   На главную                   Содержание