Назад                                                                           На главную


<Когда Ганс Христиан Андерсен…>

    Когда Ганс Христиан Андерсен сочинял сказки, он то и дело вспоминал об опыте Гегеля, который работал, опустив ноги в таз с холодной водой. Ганс Христиан тоже пробовал держать ноги в воде. И результатом этого моментально явилось появление на свет такого шедевра из серии «Детский триллер» как сказка «Снежная королева».
    - А ведь неплохо получается, чёрт меня побери! – воскликнул маститый сказочник, шевеля посиневшими ступнями и поёживаясь.– На ком бы это испробовать?
    Тут взгляд знаменитого датского баснописца прыгнул на стену, где висел свеженарисованный портрет его малолетнего племянника. Оригинал ползал тут же, в соседней комнате и издавал горлом бессмысленные квохчущие звуки, заменявшие ему родную речь. Племяннику было полтора года, и он уже всё понимал, но говорить пока отказывался, ссылаясь на то, что скандинавские языки трудны для изучения.
    - Ага!– воскликнул наш Ганс Христиан,– ты будешь первым, кто услышит мою новую сказку! И только попробуй не испугаться.– добавил он, выдираясь из таза с холодной водой и рассеянно ища, чем бы вытереть ноги. Через полчаса из соседней комнаты раздался оглушительный рёв. Орал полуторагодова- лый племянник, которому до смерти было страшно от snow queen.
    Автор выскочил из комнаты со всей скоростью, на которую был способен, опасаясь законного гнева своей сестрицы и, тем не менее, удовлетворённо потирая руки. Уж кто-кто, а Ганс Андерсен хорошо знал – если племянничек орёт т а к, значит успех сказке обеспечен. «Вот что значит послушаться старика Гегеля – радовался он,– всё-таки великие знали, что делали».
    Через два месяца весь тираж «snow queen» был распродан. В предисловии автора указывалось на чрезвычайную полезность чтения в сочетании с опусканием ног в холодную воду.
    Тем временем счастливый автор уже вовсю осваивал опыт другого, не менее знаменитого философа, который во время сочинения трактатов требовал, чтобы рядом с ним в опасной близости капало расплавленное олово. «Опасность – говорил в таких случаях этот мыслитель,– не только инициирует, но и катализирует мыслительный процесс. Главное – не обжечься и вовремя отбросить копыта». Философ в бытность свою студентом живо интересовался химией, кузнечным ремеслом и лошадями, из чего следует, что он был настоящим философом и хорошо знал своё дело.
    Весь пол в комнате застелили асбестом, и великий сказочник, совершая немыслимые прыжки и уворачиваясь от падающих раскалённых брызг, шумно дышал, и громко выкрикивал примостившейся в безопасном углу секретарше фразы нового опуса. В соседней комнате притих молодой племянник. Он хорошо помнил предыдущий литературный опыт дяди, и хотя так до сих пор и не научился говорить вслух по-датски, мыслил вполне логично. Ему не хотелось напоминать лишний раз о себе.
    Так рождалась нетленная «Steadfast tinny soldier», что значит «Стойкий оловянный солдатик». После её выхода в свет все копенгагенские издатели завалили Ганса Христиана заказами, ибо датская детская общественность возжаждала новых шедевров. Они с успехом заменяли ей американские горки, которые тогда ещё не были в моде, и публичные казни, коих не всегда доставало. Великий писатель, с большим трудом избавившись от асбестовых крошек и оловянных подтёков на стенах, обратился к опыту древних.
    Тут, по счастью, на глаза ему попался томик «Истории ораторского искусства» и, раскрыв его, наш Андерсен с замиранием сердца узнал о судьбе Демосфена. Последний, как известно, прославился тем, что был сам себе логопедом, ритором и мыслителем. В частности, в роли логопеда он исправил недостатки собственной дикции довольно нетривиальным способом – расхаживая по берегу Эгейского моря и, набив рот камнями, громко и рассудительно объясняя самому себе некоторые основные положения собственной теории мира.
    – Эге! – смекнул Ганс Христин.– А не попробовать ли и нам?
    С этими словами писатель вынул себя из уютного плетёного кресла, стоявшего перед камином и, расправив плечи, с которых струился пушистый махровый халат, вздохнул и, пробормотав «Тяжела ты, доля баснописца», стал лениво трясти колокольчик.
    – Вот что, братец,– объяснил он, зевая и почёсываясь, вошедшему лакею,– раздобудь-ка ты мне камушков…
    – Ваша милость желает пострелять из пращи? – поинтересовался слуга после некоторого молчания.
    Любимец детворы скверно улыбнулся.
    – Ваше чувство юмора, дорогой Себастьян, можете оставить при себе совершенно. В ваш трудовой договор оно не включается. Повторяю: мне нужны камни. Не слишком большие, округлые. Морские или речные – всё равно. Выполняйте.
    Через полчаса в прихожей раздался грохот. Это верный Себастьян, отдуваясь, скинул с плеча тяжеленный мешок с булыжниками всех размеров и форм, какие только можно было насобирать в окрестностях.
    – Что Вы мне принесли? – придирчиво воскликнул знаменитый писатель, копаясь наугад в мешке.
    – Камни, герр Ганс,– безмятежно сообщил слуга,– вы же просили. Тут всё как есть ? камни самые настоящие, не извольте сомневаться.
    – Я это вижу,– сварливо пробурчал Ганс Христиан,– но, скажи на милость, что же они такие огромные? Они же не поместятся во рту!
    Себастьян отступил на шаг назад. Лёгкое беспокойство отразилось на его честном, открытом лице датского крестьянина. Он решил, что после опыта с оловом его хозяин спятил, и теперь ему предстоит быть слугой в доме свихнувшегося сочинителя. «Эдак, чего доброго, и я начну… того…камни, олово…чёрт! Пора уносить ноги.»
    Тем временем Ганс Христиан с грехом пополам добыл горсть подходящих, как ему показалось, окатышей, кряхтя, поднялся с колен и с какой-то нервной суетливостью удалился к себе в кабинет. Себастьян осуждающе посмотрел вслед хозяину и шумно вздохнул, предчувствуя новые напасти.
    И те не замедлили появиться. Нарождающаяся сказка «Огниво», замысел которой исподволь вызревал в голове у Андерсена, потребовала от автора неслыханного доселе мужества, терпения и любви к своим маленьким читателям. Вызванный на дом дантист, он же лицензированный базарный зубодёр оглядел челюсти пострадавшего за сказочную правду писателя, с трудом разыскал несколько обломков, недавно бывших зубами, и с сокрушением покачал головой.
    - М-да-а… Тут я бессилен. Нужна полная имплантация всего дентального слоя, а у меня закончился весь импорт. Дёргать тут практически нечего. У вас что, во рту разорвалась петарда? - с участием отнёсся он к нашему страдальцу.
    - Это их милость изволит сказки сочинять, - злорадно встрял стоявший рядом Себастьян.
    Брови врачевателя птичкой взлетели вверх, но, оглядев комнату пациента, он только развёл руками и ничего не сказал, полагая, что ослышался.

. . . . . . . . . . . .


    На этом рукопись трагически обрывается, поскольку у автора отчётливо поехала крыша.