Мама – учительница начальных классов. Папа – подполковник милиции. Сыночка отдали (повальное по тем временам дело) в музыкальную школу. На скрипочке учиться.
    Всё путём, всё ладом. Образцовая, можно сказать, семья.
    Скрипочка, правда, мелковата оказалась для внушительных габаритов мальчика, и, когда дошло дело до симфонического оркестра, дирижёру пришлось вложить ему в руки альт.

    Ученик весьма преуспел на музыкальной ниве. Постиг законы мелодии и гармонии, узнал шедевры классики. Смышлёности, природной цепкости ума ему не занимать.
    Идиллическое детство, глядящее в безоблачную будущность. Так бы ребёнку и продолжать, но…
    Натура того ребёнка оказалась не той.
    Надо каждому пройти свой путь. Тот, что намечен свыше. Пусть он синяками и шишками не беден, но он свой, самим человеком избранный, а не навязанный ему чужой волей извне. А уж как тот путь выглядит – как ступени к некоей высшей цели или как просто метания-зигзаги – о том судить в конце. И, возможно, уже не нам с вами. Цыплят по осени считают.
    Вот и пошёл Алёша по жизни – где-то сам решая, куда повернуть, а где-то случаю доверившись. Но ни разу спину не согнув и обходных тропинок не ища. Не тот норов!

    Поначалу, то есть по окончании 10-й Сухумской Абхазской средней школы имени Н.А.Лакоба, а затем и Сухумского музыкального училища имени Д Аракишвили в 1979 году деятельность алёшина была всё же связана с музыкой. Четыре года (с 14-ти до 18-ти) участвовал он в вокально-инструментальном ансамбле при Доме Культуры. Играл в ресторане «Прага», что в Сухуми, на бас-гитаре и пел в микрофон песни из репертуара Кобзона, Лещенко, Кикабидзе и прочих наших звёзд. Голос природа плотный дала, насыщенный, прямо как у батюшки проповедника. Позашибал на этом приличную деньгу, повстречался живьём с разными отечественными знаменитостями – Пугачёвой, Жванецким, Хазановым, с теми же Кобзоном и Лещенко, а затем…
    Неплохо бы, понял он, заиметь наконец в руках какую-то весомо-грубо-зримую специальность для фундамента, да и трудовую книжку заодно. Не век же по ресторанам кантоваться!

    И подался он в слесари-механики. Профессией овладел быстро, как в своё время и музыкальными премудростями. У него вообще хватка от рождения: за какое дело ни возьмётся – постигает основательно и в кратчайший срок.
    Работал в доке сухумского морского порта. Дело ведь в Грузии происходило. И отец у него грузин. А мать – русская. В Алёше грузинская широта натуры на русский размах души помножилась. И получился он таким, о ком говорят: широк и духом, и брюхом.



    Только втянулся в слесарное дело, только получил 6-й разряд, как загремел в ряды Советской Армии. Набор весны 1984-го. И сразу – в танковые войска. Да не куда-нибудь, а в самый Афганистан. В район боевых действий. Там война в самом разгаре была.
    Армейская школа – не детская музыкальная, и танк – не скрипочка. Но стойкая природа Алешина выдержала фронтовую мясорубку. Армию он прошёл достойно.
    Об этом периоде своей биографии он вспоминать не любит. На вопросы мои «с подходцами», как бы случайно задаваемые в нечастые наши встречи, отвечать упорно не желает. Неизвестно, в каком районе служил, в какой части, в каких боевых действиях участвовал. Теперь такие сведения уже не представляют собой государственной тайны, просто не желает он распространяться на эту тему – и всё. Знаю только, что воевал наводящий экипажа рядовой Алексей Меладзе без дураков. Не из тех был, кто просидел все два года в тёплом местечке за канцелярским столом при штабе. Эти-то нынче и похваляются более всех своим "афганством". Воевавшие молчаливы. Вернулся живым, руки-ноги сохранил – и то ладно. Алексею, во всяком случае, повезло чуть больше, чем моему двоюродному брату Вадиму. Тот прошёл афганские горы, рукопашные схватки, имел награды и вернулся домой невредимым. А когда в шумной компании отмечалось это событие, бутылка, брошенная пьяным соседом, угодила Вадику прямо в глаз, отчего и окривел наш герой на всю оставшуюся жизнь. Что не помешало ему вскоре жениться и детей народить.
    Алексей афганский пейзаж с неприятелем или без него наблюдал в основном из смотровой щели танка. Летал и вертолётом, и самолётом. Даже сам пилотировал.
    Вот и все обрывочные сведения о его армейский годах, что я на сегодня имею. Всего этого как бы уже и нет для Алёши. Только и удалось из него как-то раз выжать:
    – Ну что интересного – война и есть война. Идёт атака, и вдруг приятель перед носом твоим – бах! – и исчезает. Был человек – и нет. Вот только курил с тобою, а теперь после взрыва одни ботинки, и из них кости белые торчат!
    Ничто, однако, бесследно не проходит. И даже сейчас, через пятнадцать лет, где-то в глубоких закутках памяти Алексея таятся те дни и часы. Когда мы жили в одной комнате, я иногда слышал ночами, как он кричал во сне:
    – Ты зарядил? Зарядил? Проверь!

    Всё, слава Богу, кончается. Кончился и тот кошмар, та служба. Посчастливилось дожить до «дембеля» и вернуться. Надо было продолжать поиски своего пути. И подался Алексей служить на судне «Анткел» родного Черноморского флота. Сначала помощником капитана по хозяйственной части, затем и боцманом.
    «А он, мятежный, просит бури…»
    Буря была. И не одна. Немало их встряхивало потом судьбу алёшину. А пока случались в самом буквальном смысле. Сколько за годы хождения в море штормов пережил – не упомнить.
    Вообще-то одна буря в память врезалась. Это когда ночью его смыло мощной волной за борт, и он чудом спасся, уцепившись с одной из следующих волн за выступ борта.
    …Жизнь матросская - бесшабашная.
    – Отчаянные мы были ребята! Сорвиголовы такие. Как-то нацепили на мачту чёрный флаг с черепом и на всех парах ворвались в гавань. Ещё и палим при этом холостыми. Переполоху было!.. Нас после этого случая прозвали «корсары Соединённых Штатов Абхазии».



    Ну и конечно – амурные похождения. Во множестве. Морячки-то тем и славны.
    – Девчонок каких-нибудь подцепим и уходим в море на всю ночь. Гудёж идёт, дым коромыслом!
    Алексей охмурял девиц походя. При его-то грандиозном обаянии, остроумии и общительности, при его южном темпераменте! Познакомится с которой-нибудь на суше, погуляет – и на борт приглашает. Покататься на судне.

    Разные ловились. В основном финтифлюшки гульливые, но и более строгих нравов попадались. Одна из них особенно: интеллигентная такая, в очках. Москвичкой оказалась. Приехала по турпутёвке, и дали им полдня свободного времени после экскурсий. Пошла побродить в порт, а там матросик этот - полный весьма, весёлый и вполне привлекательный. Лицо широкое, открытое, зрачки глядят лукаво и внимательно. Когда он рядом, чувствуешь себя под надёжной защитой. Женщины о таких мечтают, про таких говорят: «как за каменой стеной».

    Ответила ему, разговорились. Взошла по его приглашению на борт. Он ей устроил ещё одну экскурсию. Провёл по палубам, рассказал и показал, что мог. Она всем интересовалась: а это что такое? а та штука для чего? Он объяснял. Дальше – больше: сошли на берег и прогуляли там до заката - вечером её группа отъезжала. Ещё и в кино сходить успели. Поцеловались даже, расставаясь.
    Приглянулся он ей, видать. И не диво. Парень он жизнерадостный, компанейский, с юмором. Из тех, что запоминаются, с которыми тянет встретиться вновь. Большая масса, по законам физики, притягивает. Рост сто девяносто, в ширину едва не столько же.
    Этакая махина!
    Ну как тут не вспомнишь: хорошего человека должно быть много.



    Есть у меня сестра. То есть она мне и не сестра вовсе, а троюродная племянница, но поскольку она мне ровесница, то для простоты я называю её сестрой. Милая, добрая, интересная. Пишет стихи. Печатается в сборниках и альманахах. Окончила Литературный институт в Москве, где и живёт. А прежде – Полиграфический. С детства Ирочка Новосельская обитала в домашнем замкнутом мирке. Мать была верующей, дом полон икон. И Ира естественным образом сызмальства была приучена к православной вере, вопреки господствующим тогда атеистическим установкам. Ходила в церковь, знала наизусть службы и обряды.
    Жила она тогда с родителями не в самой Москве, а в пригороде её, Лыткарино. Там и училась в школе. Потом выбиралась в столицу только для продолжения учёбы. Отец её работал на строительстве 2-й очереди ДнепроГЭС, почти не появляясь дома. Как-то раздобыл он для взрослой уже дочери турпутёвку, чтобы съездила на море, освежилась от бесконечного учения.
    Ира поехала с удовольствием. Познакомилась между делом на берегу с занимательным парнем, матросом. Погуляли вдвоём, полюбовались закатом. А через несколько месяцев после возвращения написала ему письмо. Не совсем такое, как Татьяна к Онегину, времена не те, - но нечто вроде:

      «Алёша, мне уже 27-й год, а я всё живу затворницей. Пора определяться. Да и тебе, думаю, тоже. Приезжай! Создадим семью, будем жить в Москве». Ну, и далее в подобном духе.
    А он уже и позабыть почти успел ту столичную залётную птичку, что водил по палубам и прибрежным «кафешкам». Хотя нет… что-то в ней такое было, что в душу запало. Правда, верующая, а он-то грешен, да ещё как! В жизни не переступал порога церкви. Ему это и ни к чему было.
    Подумал-подумал – и решился: была не была! Пора устраивать жизнь. А девушка, сразу видно, хорошая. Уживёмся!

    И переехал Алёша в Москву. Но не так, чтобы "на шару", на чужую столичную жилплощадь. Не было такого в его жизни, чтобы западал он на дармовщинку. Так и на сей раз – сделал всё основательно, как будет всегда и после того делать: поменял свою сухумскую квартиру, что осталась от деда, на московскую комнату в районе Измайловского парка. Тогда, в самом конце 1980-х, как раз закрывали обмен жилья лиц с Кавказа на Москву, но ему здорово повезло: проскочил предпоследним.

    Стали они жить-поживать вместе, такие разные. Ирочка – хрупкая, светловолосая, без всякой косметики, скромная и тонкая душевно, не всегда уверенная в себе, она прекрасно дополнила Алексея: основательный, конкретный в делах, предельной полноты жгучий брюнет – словом, полная ей противоположность. Грузинского в его облике немного, скорее он выглядит русским рубахой-парнем, и лишь иногда белки глаз сверкнут яростными молниями; но вспыльчивость его усмиряется природным добродушием.
    У дочери нашего знаменитого композитора Андрея Петрова примерно в то же время произошла очень похожая история: Ольга тоже познакомилась на отдыхе в Грузии с грузинским моряком и тайно встречалась с ним. А потом и поженились. Их дочь Манана Гогитидзе – известная в Петербурге театральная актриса и певица.



    Поселиться, однако, в Москве - это ещё полдела. Надо свежему семьянину как-то устраиваться с работой. Куда податься – опять в ресторан лабухом? В танкисты? Или снова в матросы? Но ближайшее море, Московское – одно название, что море, да и рыболовецкие суда в него как-то не заходят. А лабухов тут и своих хватает. Что до танков – они по Москве разъезжают лишь в исключительных случаях; мы хорошо 1991 и 1993 год, – и не хотим, чтобы такое повторялось!

    Вот тут-то и пригодилась Алёше специальность слесаря. Устроился он на «АЗЛК» – московский автомобильный завод. Проработал с год. Хорошо работал, с наградами. Но всё чаще саднила мысль: у жены два высших образования, а он – простой работяга!
    Рабочий класс гегемонство своё знаменитое нынче утрачивает. Теперь в почёте предприниматель. А потому неплохо бы своё дело открыть! Не век же в производстве сидеть безо всяких перспектив.

    А почему бы и нет? – всё чаще думалось Алексею. Силы есть, голова тоже. Можно ох как развернуться! С его-то деловой хваткой, с его размашистой натурой! Тесно, тесно ему в цеху.
    Надо только определиться, какое предприятие открыть, что бы такое придумать?.. Торговое? – перекупщиков теперь – океан, прогоришь без опыта и связей. Рекламное? – та же песня.
    Хотя… стоп! Чего уж тут решать долго? Ну конечно, полиграфическое! У Иры диплом по этой специальности, её тоже подключим. В квартире полно книг по полиграфии - изучим это дело. Обзаведёмся аппаратурой. И – вперёд!

    Только вот какая же полиграфия без компьютера? Начало 1990-х, в мире начинается компьютерная революция. Хочешь - не хочешь, а надо постигать эту штуку, символ нового времени - и значит, для начала срочно им обзаводиться!
    Купили хорошую по тем временам модель. Плюс навороты всякие: цветной принтер, плоттер, сканер, модем, мультимедиа всякие… Да ещё факс, да ещё копировально-множительную технику.
    Много чего набралось необходимого. Пришлось даже ссуду брать в банке.

    Компьютерные дебри Алексей освоил быстро и с самого корня – так же, как музыку, слесарное дело, военную технику и боцманское искусство. Да так скрупулёзно освоил, что смог брать учеников (ещё и сами просились!), передавать другим свои знания.
    Эти частные уроки помогли отчасти решить вопрос долга. Что до полиграфического ремесла, то вот его уже Алексей изучал самостоятельно. Параллельно с электроникой. Изучал тщательнейшим образом: обложился книгами, старыми ириными конспектами – и за четыре месяца постиг то, чему она училась в течение пяти лет!

    Понемногу предприятие начало набирать обороты. Назвал он его "товариществом с ограниченной ответственностью (ТОО) СиринЪ». Стали принимать заказчиков…
    В бизнесе, как известно, закон джунглей: не уследишь, зазеваешься или расслабишься – съедят. И косточек не оставят. Надо пахать!

    Молодая семья перебралась в измайловскую комнату, а ирину маленькую однокомнатную квартирку со смежным санузлом, неподалёку от Савёловского вокзала, Алексей переоборудовал под офис. Нанял пару знакомых девушек для поиска и приёма заказов и паренька-дизайнера. Оригинал-макеты набирал сам, корректуру правила Ира. Занимались изготовлением рекламных проспектов, визиток, детских книг....

И таким он был...

    Следует отметить, что Алексей в качестве директора издательства старался всё делать законопослушным образом: оформлял каждый заказ по установленным правилам, исправно платил налоги (хотя они-то в те годы и душили малый бизнес). Из-за того и не нажил себе «БМВуху» и коттеджа, как те, что увлекались «левыми» заказами.
    Но на плаву держался. Недаром бывший матрос!
    Рэкет? Да, пытались. Как же без него в начале «периода рвачества»? Но когда некие тёмные личности стали ходить за ним по пятам, прослеживая путь от дома до работы и обратно, он попросту пошёл в Общество по борьбе с организованной преступностью и заявил там об этом факте. Как уж ОБОПовцы разобрались с тем делом - их тайна, но тёмные личности преследовать его отныне перестали.



    Первая моя в жизни встреча с Алексеем Меладзе произошла в том самом офисе. За столом в углу комнаты, лицом к помещению, как обычно располагаются начальники отделов, перед большим напольным вентилятором сидел за столом крупный, волосатый и бородатый человек – такой вот классический русский купец, которому всё подвластно за его деньги! Ему и в самом деле очень к лицу было пересчитывать толстые пачки купюр.
    В той же комнате по другим углам работали молоденький помощник и девушки по заказам. Из кухни потом я слышал, как он отчитывал их за то, что не слишком усердно бегают в поисках заказчиков. Решил для себя: вот типичный нувориш, пробивающийся коммерсант, толстокожий и не знакомый с жалостью.
    Таким сложилось моё первоначальное мнение о нём.

    Создавалось впечатление, что предприятие процветает. Надо было видеть, с каким достоинством носил он украшающие его внушительное пузо пейджер, мобильник и портмоне. Лишь много позднее (и не без помощи Иры) я понял, что это – лишь фасад, всенепременно должный быть продемонстрированным, как того требует восточная традиция. За ним может прятаться всё, вплоть до финансовой пропасти, и чтобы вылезти из очередного материального кризиса, вся семья могла голодать по полгода. Но никто об этом не должен был догадываться! Так-то вот...

    Я заехал тогда по какому-то делу – кажется, для помощи в составлении нашей родословной. Накануне Ира предупреждала меня, что муж её целыми сутками пропадает на работе, просиживая почти всё время за экраном компьютера – без него сегодня в бизнесе ни туда, ни сюда. Я-то подумал было, что он таким образом отслеживает по Интернету свежую информацию, опасаясь пропустить что-либо новое в полиграфической сфере, либо ловит заказы. Но я ошибся. Он просто сидел и оформлял. Делал своё прямое дело – так, как делал всегда и всё: тщательно и добротно.
    Получалось – загляденье! Те образцы, что он мне показывал, были выполнены с великолепным мастерством: красочно и в то же время с чувством меры в отношении цвета, с соблюдением законов зрительного восприятия.
    Заказчики, разумеется, оставались в большинстве своём довольны. Круг их с течением времени расширялся.

Верхний ряд (1997-1998):       1) Трудные времена (сзади в корзинке - трёхмесячная дочка Настя); 2) Любитель животных; 3) Настя подросла, можно отдохнуть; 4) Начинающий пастырь.
Нижний ряд:       1) Мы (12 января 1997 г.); 2) Мы и наши дети (29 мая 1998 г.); 3) За работой (10 октября 2002 г.).

    …Вечером того же дня мы сидели с ним на коммунальной кухне квартиры на Измайловском бульваре за двухлитровой бутылью пива «Очаковского» (кухонные беседы – традиция, идущая ещё с «застойных» времён). Он рассказывал мне о своих коммерческих проблемах, о сложностях в отношениях с иными заказчиками, жалеющими дополнительные расходы на графическую обработку изображения или редакторскую правку текста; приходится потом отражать их «дешёвые наезды» по поводу грамматических и прочих ошибок. Словом, шёл типичный современный пивной разговор, как вдруг мой собеседник взял да и вынул из-за пазухи… котёнка.
    – Вот, нашёл сегодня во дворе.
    Я удивился:
    – И вы теперь будете его держать у себя?!
    – Выкормим, что ж делать. А собачку чёрную в комнате видел? Третий месяц у нас живёт. Тоже на улицу выбросил зимой какой-то гад. Пришлось взять.

    Бизнесмен, из сострадания подбирающий бездомных животных!? Что-то новенькое…
    Это настолько выбивалось из расхожих представлений о предпринимателе новейшего времени, что я был просто сбит с толку.
    Совсем по-другому взглянул я тогда на этого человека.



    Единственный вид заказов, который не хотел брать Алексей – заказы политические. Он не печатал листовок и буклетов, агитирующих за какую-либо партию или конкретную конъюнктурную фигуру. И поступал, надо признать, мудро!
    То было начало 1990-х, одна за другой накатывали волны всевозможных выборов, и на этих волнах иные подобные фирмы умудрились хорошенько прокатиться, подзаработав состояния. Правда, были и иные исходы – криминальные и летальные. Это уж как повезёт!..

    Но Алексей не желал ввязываться в эти сомнительные игры и заводить романы с какими бы то ни было политиками – даже с теми, кому симпатизировал. Генерала А.И.Лебедя, например, сегодняшнего губернатора Красноярского края, он вообще одно время считал единственной стОящей личностью в политике. И так случилось, что именно Лебедь весной 1996-го зашёл однажды в эту неприметную квартирку-офис на шестом этаже панельного дома. Он баллотировался тогда, как помним, в президенты России наряду с Ельциным и ещё четырьмя претендентами, и накануне выборов ему необходима была реклама. Вероятно, не желая «светиться» в громких фирмах, он искал такие вот скромные конторки, и алексеева показалась ему вполне подходящей. Может быть, я и ошибаюсь в причине выбора – история её умалчивает.
    Когда Алёша открыл на звонок дверь и увидел в полумраке коридора двух «мордоворотов», первой его мыслью было: ну, всё – рэкет пожаловал! Сейчас бить будут. Но пригляделся – ба, знакомое лицо! Александр Иванович собственной персоной, словно с экрана телевизора сошёл! С телохранителем.
    В помещении, куда бородатый директор провёл их и усадил в кресла для посетителей, состоялся деловой разговор. Гости предлагали заказ на издание нескольких тысяч агитационных буклетов, интересовались технологией и сроками производства. Алексей обратил внимание на то, что Лебедь не лезет с ходу в малознакомое ему полиграфическое дело, а только вникает молча. Слушает. Молодому предпринимателю такое поведения визитёра понравилось. И всё же он Лебедю отказал. По той самой причине: в политику впутываться не желал.

    Однако это не значит, что к событиям в России и вообще к её судьбе он был равнодушен. Отнюдь! Он болел за неё, постоянно следил за ситуацией, и когда в августе 1991-го, в дни военного переворота, тысячи москвичей собрались на площади перед Белым домом, он был там, среди них. Активно помогал строить баррикады. Вечером с удивлением увидел себя в теленовостях – тащащим бревно. В том, что оператор направил камеру именно на него, на Алёшу, нет вообще-то ничего удивительного: фигура он заметная, колоритная.



    И вдруг – ошеломляющая новость: Алексей собирается бросить предпринимательство, Алексей готовится к поступлению в Духовную семинарию, Алексей намерен стать священником! Это он-то, абсолютно чуждый церковному миру человек, только раз и бывший прежде в храме – когда венчался с Ириной (она настояла, чтобы всё произошло по закону Божьему). И такое решение – после того, как жизнь наконец-то налажена, удалось устроиться и найти в Москве свою нишу. Уж теперь-то можно войти в колею, жить и растить детей... Так нет же!
    Что это – очередной зигзаг ищущей натуры? Или очередная ступень духовного развития?

    Вырос он в атеистической среде, и после женитьбы к постоянным отлучкам Иры на богослужения относился снисходительно. Как на блажь взирал на то, что по вечерам, пока он работает, корпит за компьютером, она мотается к какому-то молодому попику, слушает его проповеди, а потом и беседует с ним наедине. А церковь-то не близко – храм Всех Святых, что на Красносельской.
    Ладно, бог с ним, пусть уж бегает к своему старцу, как его там… отцу Артемию. Тридцатилетний "старец" – обалдеть! И ведь ненамного старше самого Алексея.
    Это-то ещё пусть!
    Раздражать начало другое. Каждый раз, приходя поздно вечером домой, Ира совала мужу, всё так же сидящему за монитором, то сухарик, то кусочек просфоры, то конфетку – с неизменными словами:
    – Это тебе от отца Артемия!
    Муж недоумевал: к чему такие передачки? Что они, нищие?

    Странный какой-то этот Артемий. Словно нарочно дразнит.
    И когда в один из вечеров Ира принесла «от отца Артемия» половинку яблока, к тому же слегка надкусанного, Алексей не выдержал. Разъярённым буйволом вскочил с шумом из-за рабочего стола, опрокинув стул, и загремел:
    – Что за издевательство! Кто я ему, в конце концов? Идём сейчас же туда – разбираться будем! Ты меня знаешь: мужик я шальной, безбашенный. По пояс в землю вгоню и фамилии не спрошу!
    Ира до смерти перепугалась:
    – Алёшенька, что ты, успокойся!
    Но он был непреклонен:
    – Пошли! Или отправлюсь без тебя!
    Дорогу он бы и сам отыскал, но отпустить его одного… С упавшим сердцем Ира поплелась сзади. Что сейчас будет!.. С его-то вспыльчивостью, с его безудержным темпераментом!

    Однажды он опрокинул на улице стол с фруктами, которые продавала кучка торговцев с Востока – за то, что они, зазывая его к себе, фамильярно называли «братом». На «брата» он и рассвирепел (то было время наивысшего напряжения в отношениях между восточными народами). После того случая они уважительно здоровались с ним издали.

    А теперь… Не хватало ещё скандала в церкви!
    Но почему-то дорoгою пыл его стал мало-помалу сникать, а ко входу в храм он приближался даже с какой-то робостью. И уж совсем оттаял он, когда увидел лицо самого отца Артемия. Оно светилось такой кротостью и добротой, таким умиротворением и тихой мудростью, что чувство агрессии по отношению к нему казалось нелепицей.
    Разговор их продолжался до полуночи...



    После этого Алексей засел за книги. Христианство он постигал с той же обстоятельностью, что и всё остальное. Кроме того, беседы его с глазу на глаз с отцом Артемием продолжались.
    Алексей многое понял.
    Он понял, что церковь – это действительно Дом Божий, куда народ идёт с самым дорогим и в душе, и в руках. Недаром в храме такая изысканная красота - позолота, лепнина, витражи… Божья обитель должна быть украшена, должна радовать сердце.
    Он понял, что стремление к Высшему, Справедливому необходимо каждому человеку, и в сознании каждого человека в той или иной форме присутствует.
    Он понял, что христианство даёт тот смысл бытия, то нравственное его наполнение, которого ему, Алёше, как раз и не хватало в жизни. Только он не успел до сих пор об этом задуматься.
    И наконец, он понял, что конфетки, сухарики и яблочки были всего-навсего наживкой, средством выманить его из дома! Отец Артемий прекрасно понимал, что по доброй воле Алексей не пришёл бы в храм.

    Шаг за шагом познавал он изнутри жизнь церкви: начал посещать службы, завёл знакомство со священниками и прихожанами. Устроился петь в церковном хоре, благо имел сочный баритон и музыкальное образование. Семейная пара стала гораздо более гармоничной, появились общие глубинные интересы.
    С этих пор вся жизнь Алексея неразрывно связана с Церковью.

    Одно удручало: Бог не давал им детей. Отец Артемий посоветовал молодым съездить на послушание в монастырь, после чего, по его уверению, ребёнок должен был родиться. Они провели полтора месяца в Серафимо-Дивеевском монастыре, что в Нижегородской области, и в следующем году на свет появилась девочка. Назвали её, конечно, Серафимой.
    Таким образом и вызрело в Алексее решение учиться в Духовной семинарии. Он стал готовиться к вступительным экзаменам. Изучать богословие, литургику, историю религии.



    Теперь, навещая эту семью в редкие мои приезды в Москву, я заставал его в окружении церковной литературы. «Практическая энциклопедия православного христианства», «Руководство по православному богослужению для клириков и мирян», сборники проповедей Иоанна Богослова, Серафима Саровского, Иоанна Кронштадтского и масса других книг громоздились вокруг него штабелями. С ним можно было отныне проконсультироваться по вопросам православия, где он теперь чувствовал себя вполне в своей стихии.

    Собственные наблюдения за внутренней жизнью церкви и её служителями позволили ему вывести такой постулат:
    – Священники бывают трёх типов: "завлекалы", "хозяйственники" и "учёные".
    Так он поведал мне однажды. По его мнению, "завлекалы" – это те, кто способен привести к вере, убедить в существовании Господа и необходимости посещать храм личным обаянием и красноречием. "Хозяйственники" – аккуратные и добросовестные исполнители, ведущие с одинаковым усердием и литургию, и церковно-бытовые дела. "Учёные" же – образованные, начитанные мудрецы, беседовать с ними наслаждение. Отец Артемий, по-видимому, и относится к этому последнему типу. А возможно, и к четвёртому, который я бы добавил от себя: "святые". Но тип сей настолько уникален в наши дни, что достоин быть занесённым в гипотетическую православную Красную книгу. Таких единицы.

    Что до самого Алексея, то он, без сомнения, принадлежит к "завлекалам". Необычайная человеческая притягательность его натуры покоряет мгновенно, побуждая не задумываясь верить его словам.
    Помню, как живо он заинтересовался фотографией моего предка-архиерея, сделанной столетие назад, как тщательно сканировал и обрабатывал её сложным графическим редактором, приговаривая: «Интересный типаж!» А ведь внешне это был едва ли не вылитый Алексей, разве что с серебряным крестом на груди и в рясе – во всяком случае, явно "завлекала", родственная душа.
    Он призван миссионерствовать.

    Поначалу меня даже слегка задевала такая склонность: я приезжаю из Петербурга, забегаю повидаться на пару часов, а он способен половину этого времени пробеседовать по телефону на душеспасительные темы с позвонившей ему по какому-то деловому вопросу совершенно незнакомой женщиной, цепляющейся за путаные протестантские догмы! Это даже не столько беседа, сколько спор и убеждение. Зачем, обиженно думал я, убивать на неё столько времени вместо брата, ведь оба мы так рады были встрече, а тут этот звонок…
    Лишь недавно я сумел вырваться из цепких лап самолюбия и посмотреть на дело шире. И понял, что по большому счёту он был прав: вытащить человека из омута, помочь ему разобраться в своих духовных представлениях – что может быть важнее!

    Когда церковь определила образ жизни Алексея, стремление учиться на её служителя стало диалектически закономерным. Его решение подкрепил и местный священник, пришедший исповедовать тяжелобольную мать Ирины. Посидев с Алексеем в кухне за чаепитием, он был восхищён глубиной его христианских познаний и веры, и, не зная ещё о его намерениях насчёт семинарии, вдруг предложил:
    – А вам бы, батенька, пора уже и в духовные наставники податься. Ваш путь!



    Духовных семинарий в России несколько, но главнейшие из них – две: одна в Петербурге на Обводном канале, при Духовной Академии, другая под Москвой, в Коломне. В эту вторую он и желал попасть. Однако не все приуготовления человеческие сбываются! Алёшины тоже не воплотились. Богу, как видно, они были не угодны.
    Всё время выходило так, что планы эти раз за разом отодвигались из-за внешних помех, и реализация их отводилась на более поздний срок. Накануне первого отбытия в Коломну Алексей упал и сломал руку. Вступительные экзамены, таким образом, сдавать в этом году не довелось. На следующий год умерла от рака мать Иры, а ещё через семь месяцев отец (когда-то он получил производственную травму позвоночника, сорвавшись на ДнепроГЭСе в 200-метровый наклонный жёлоб, и с тех пор был недееспособным).

    Всё это сильно подкосило семью финансово. Пришлось понемногу распродать нажитую офисную технику, большую профессиональную видеокамеру и даже телевизор с видеомагнитофоном.
    А ведь уже подрастала вторая дочка Анастасия, рождением которой Алексей так гордился.

    Затем дело отложилось ещё на год из-за жилищных проблем: бывший офис пришлось теперь, после сворачивания Алексеем официального бизнеса, сдавать внаём, а поселилась семья вновь в Лыткарино, в квартире ириного детства, теперь принадлежащей её брату (Сергей женился и любезно предоставил сестриной семье возможность пожить в ней).
    Вдобавок ко всем несчастьям пришло горькое известие с родины Алексея, из Сухуми: в грузино-абхазской войне погиб его отец. Боевики расстреляли его в упор, ворвавшись в дом.

    Так пролетело три года. Увеличившаяся семья требовала увеличения расходов. А поскольку поворот к вере не истребил в Алексее предпринимательскую жилку, он придумывает блестящий выход: соединить бизнес и православие. Возможно, для кого-то два этих понятия рядом звучат резко, диссонансно, или даже просто несовместимы друг с другом. Но с другой стороны, кто же станет отрицать, что работа по душе – это благо? Если твоя деятельность по добыванию денег счастливо совмещается с твоими убеждениями и верой, её можно только приветствовать.
    Он создаёт, опять же на пару с женой, новое собственное предприятие при храме Вознесения Господнего: паломническую службу. Называет её «Русь Православная», регистрирует, обзаводится сертификатом, печатями, бланками – и начинает заниматься организацией автобусных поездок по монастырям средней полосы России (и не только средней). Поездок разной продолжительности, от одного дня до нескольких. География их весьма обширна: Рязанская, Владимирская, Тульская, Казанская, Тамбовская, Вологодская, Нижегородская, Воронежская епархии… И хотя в Москве уже было к тому времени несколько подобных организаций, все они работали по наезженной колее экскурсионных бюро: посмотрите налево-направо, этот монастырь основан в таком-то веке, ну а теперь можете зайти на десять минут в церковь и поставить кому надо свечки.

    Алексей же с Ириной набирали истинно верующих, не пустосвятов, и поездки у них были действительно паломническими: с посещением церковных служб, с причащением и исповедованием, с поклонением святым мощам, с купанием в чудодейственных источниках и даже монастырским послушанием, то есть помощью монашеской братии – будь то строительные работы или перебирание картофеля. Теперь-то этим никого не удивишь, а тогда, в середине 90-х, из других автобусных пилигримов практически никто послушанию не уделял внимания и времени. А такие углублённые паломничества дают неизмеримо более отдохновения и очищения душе, нежели экскурсионное верхоглядство.



    И люди шли в «Русь Православную». Многие не по одному разу. К тому же цены здесь были ниже, чем в прочих подобных московских службах. И потому, чтобы поездка принесла некоторый доход, необходимо было каждый раз укомплектовывать автобус полностью – обычно это 45 мест. Хорошо ещё, что начальник лыткаринского автопарка был знакомым Алексея и всегда без лишних заморочек мог выделить ему на просимый срок туристический «Икарус» с классным водителем в придачу.
    Вёл поездки, собирая и сопровождая людей, организовывая почасовой распорядок каждого дня, один из супругов. Другой оставался дома с детьми. Бывало, приходилось брать с собой старшую дочь Симу. Она привыкла к периодической жизни на колёсах.

    Что ни говори, а тяжелейшая это работа: по много часов в день вещать по памяти в микрофон о святых и святынях, о храмах и монастырях, отвечать на вопросы, давать распоряжения по распорядку дня... А ответственность за путников? – всех ведь надо вернуть под конец в целости к отправному пункту, никого не потерять за дни турне. А ночная трасса? – это ведь тоже дело нешуточное, тем более на больших скоростях. А организация? – все сутки заранее распланированы по часам и минутам, настоятели монастырей обзвонены за две недели вперёд с целью договориться о питании в трапезных, о размещении людей на ночлег. Если монастырские общежития оказывались уже занятыми, приходилось расселять людей по домам местных жителей (такое практикуется, например, в Дивеево; в Санаксарском же монастыре сотни паломников ночуют просто на чердаке под крышей).

    Но Ира с Алёшей стоически справлялись со всеми трудностями. Благодаря накопленным ранее обширным знаниям о русских монастырях, о житиях святых и подвижников, они способны были отвечать на всевозможные вопросы своих спутников и спутниц. Она располагала их к себе мягкостью и простотой в общении, он же проявлял себя как мощный организатор, незаурядный рассказчик и вообще обаятельный и интересный собеседник.

      1) вся семья: Алексей, Ирина и их дочери Сима и Настя Мелдазе (30 мая 1998 г.); 2) "Хелло!" - с дочками и Полиной Строковой (30 июня 1998 г.); 3)"Я тут царь али не царь?!"; 4) Зимние забавы; 5) На ранчо у друзей.

    Ему всегда удавалось сплачивать вокруг себя людей. Взять хотя бы ту историю со стройкой: перед их домом, буквально в нескольких метрах от окон, некая строительная корпорация в обход правил уплотнительной застройки, как это нередко теперь делается, начала воздвигать двадцатиэтажную махину на средства иностранного инвестора. Алексей немедленно, по собственному почину, возглавил оппозицию праведно возмущённых жильцов – кому же интересно жить окна в окна! С группой людей он обошёл все квартиры своего и близлежащих домов, собирая подписи. Если успеха и не удалось добиться (миллионы долларов всегда перевесят!), то уж не из-за того, что он проявил себя недостаточно активным борцом, а скорее, из-за трусости и инертности большинства жильцов, побоявшихся пойти против всесильных застройщиков. Шефа строительства волновали не их проблемы, а работа на того, кто может больше дать. Алексей с гневом рассказал мне о своей напряжённой беседе с ним, напоследок сказав об этом чиновнике:
    – Беспринципность полнейшая!
    Такое отношение чуждо его цельной натуре.



    Вот так, в течение более двух лет, и проводили они с Ирой значительное время на колёсах, подменяя друг друга, почти как водители-дальнобойщики, пока держали свою фирму. Пару раз довелось и мне съездить с Ирой в четырёхдневные поездки. Были мы в Свято-Троицком, Благовещенском и Спасо-Преображенском монастырях Мурома, в Свято-Николаевском монастыре Арзамаса, в Вознесенском и Благовещенском монастырях Нижнего Новгорода, в Иверском монастыре Выксы, в красивейшем Санаксарском монастыре в Мордовии, и конечно, в Дивеево: в Свято-Троицком Серафимо-Дивеевском монастыре, а также в Царском скиту и у Медвежьего камня; посещали Вышу, поклонялись святым мощам и посещали чудодейственные источники и купальни батюшки Серафима Саровского и Феофана Затворника.

    На обратном пути заезжали в одну из мордовских тюрем, привозя заключённым гуманитарную помощь – пожертвования верующих: еду, одежду, книги. Об этом тоже заранее была договорённость с тюремным руководством. Началось с того, что в газете «Православная Москва», где Ира работает корреспондентом, было опубликовано несколько адресов заключённых, нуждающихся в помощи через приходы. На эту деятельность благословил Протоиерей Борис Даниленко, директор Синодальной библиотеки. В те колонии, которые находятся на территории Мордовии, то есть практически по пути следования автобусов «Руси Православной», и подвиглись заезжать Алексей с Ириной. Такие посещения вместе с паломниками мест заключения перешли у них в традицию.

    Оба супруга стали своими людьми среди настоятелей монастырей и даже верующих чиновников. Знакомый директор кондитерской фабрики поручил Алексею попутно заниматься благотворительностью не только для тюрем, но и для детских домов по маршруту следования., загружая в Алексеев автобус десятки больших коробок с нестандартным (и оттого не шедшим на продажу) печеньем для передачи в подарок детям.

    А настоятель Переславль-Залесского монастыря отец Антоний подарил Алексею автобус, простаивавший на монастырской территории - на богоугодное паломническое дело. Многие ли из нас могут похвалиться таким подарком?
    Правда, автобус был не на ходу, следовало перегнать его, отремонтировать и пройти техосмотр. Но Алексея вдохновила идея заиметь собственный транспорт, ведь аренда его отбирала 85 % прибыли. Он взял взаймы крупную сумму в долларах, и всё лето, если не был занят поездками, проводил время с раннего утра в гараже автопарка, доводя машину до ума с двумя приятелями-автомеханиками.

    Реанимированный автобус понемножечку стал отрабатывать себя в поездках. Дело пошло в гору.
    Алексей начинал было уже подумывать о том, чтобы развернуться помасштабнее, попробовать себя и в заграничных вояжах. Но внезапная безнадёжная поломка двигателя-«поросёнка» и тут же вслед за ней нагрянувший долларовый кризис памятного всем августа 1998-го (надо было занимать в рублях!) поставили коварную подножку всему предприятию.



    Пришлось семье очередной раз затянуть потуже пояса, понемногу возвращая долги.
    Хорошо ещё, что Алексей приглянулся директору Культурного центра их с Ирой административного округа, предложившему ему стать своим заместителем. У самого директора дела не очень-то клеились из-за его некомпетентности, и он привлёк нашего героя в надежде, что тот поможет ему поправить дела. Алексей действительно многое сделал для развития центра. Личный доход его был не ахти какой, но хотя бы трудовую книжку удалось пристроить.

    Жили по-прежнему очень скромно. Ирины стихи печатались в православных альманахах. Алёша выступал на конференциях «Бессрочное хранение информации» с тезисами по русской православной проекции. Иногда удавалось ему навестить грузинских родственников в Сухуми. Кстати, всемирно известный кардиохирург Лео Бокерия – его родной дядя.

    А чтобы продолжать кормить семью, Алексей вновь подался в знакомое ему полиграфическое дело. Устроился на должность руководителя отдела рекламной продукции в фирму под названием «Мастер Пак» по дизайну и производству упаковки для продуктов питания.
    Как в былые времена, сидел днями и ночами за монитором в своей пятнистой военной куртке защитных цветов, что тоже очень шла ему – сидел, экспериментируя с графикой и цветовым спектром, выбирая оптимальные решения для рекламы упаковки.





    За пролетевшие годы как-то само собой сошло на нет алешино стремление пойти в церковнослужители. Это не означает, что вера его угасла или поколебалась. Тут другое – появился новый взгляд: истинных служителей, чистых душой и верой, сегодня осталось очень мало, большинство же священников сгорит в геенне огненной. Так не лучше ли веровать внутри себя, молча, без выноса на люди?
    Теперь он предпочитал беседовать с Богом у себя дома, наедине. В отдалении от чужих глаз.

    Дома же в основном и работал. Приятно было любоваться результатами его трудов на экране. Но в то же время шевелилась при этом в моей душе и лёгкая досада по поводу того, как он растрачивает себя, свой интеллектуальный и творческий потенциал на всевозможные пакеты и коробки, упаковки и этикетки, фантики от мороженого и чипсов, и разную прочую мелочь. Отрадно, безусловно, что благодаря созданному его художественной фантазией новому красочному оформлению коробки блинчиков с мясом реализация их увеличилась на 37 %. И всё же с его размахом и глубиной он способен был на гораздо большее!



    И он доказал это, совершив очередной зигзаг – или взойдя на очередную ступень? – своей биографии: вместо Духовной семинарии поступил в московский Свободный университет на заочное отделение факультета экономики и планирования управления. А поступив, сразу принялся писать серьёзную работу под мудрёной шапкой: «Использование менеджером своего персонала в процессе маркетинга и продаж».
    Зачем пошёл он в ВУЗ?.. Для диплома? Нет. О том, что не нужна была ему корочка, говорит тот факт, что после завершения курсовой он бросил учёбу, уйдя со второго курса.

    Для чего же тогда ему понадобилось повариться в котле высшего экономического образования?
    Об этом я и спросил его при новой встрече. И услышал в ответ:
    – Мне нужно было понять, что происходит со страной.
    ( Вот оно, глобальное мышление! Именно со страной – не больше, не меньше.)
    – Ну и как, понял?
    – Понял, конечно. Потому и ушёл оттуда.
    Значит, ему необходимо было привести свои мысли и знания в систему. И он достиг этого.

    Теперь он смог устроиться ведущим менеджером проектов и руководителем технологического отдела в более солидную контору, входящую в группу компаний под общим названием «Паккетти», занимающуюся проектированием и производством полноцветной картонной упаковки, разработкой её дизайна, фирменного стиля, товарного знака. Упаковки в виде складывающихся и клееных коробок из хром-эрзаца не только для продуктов, но и для прочих товаров ширпотреба – парфюмерии, косметики, галантереи, одежды и обуви.
    Вновь он просиживал по 14 часов в сутки за компьютером на работе и дома, чтобы сгладить нерегулярность заработков, – трудился, создавая новые оригинал-макеты, занимался версткой спусков для печати, доводкой, проектированием и разработкой штанц-форм. Работы хватало!

    От титанического труда, от длительного бодрствования через силу, да ещё при алексеевой полноте, начались проблемы со здоровьем. Из-за постоянного перенапряжения стали подводить сердце, давление. И в один не самый прекрасный день он свалился прямо на газоне одной из улиц Москвы. К нему, лежащему на траве без сознания, прохожие вызвали скорую. Сирена, клиническая смерть, реанимация, счёт на секунды, борьба за жизнь, затем полтора месяца больницы.

    … Незадолго до выписки, когда мы сидели с ним солнечным вечером на скамейке в больничном садике, он признался:
    – Всё это я прошёл – то, о чём раньше только читал, всё это увидел и прочувствовал: умирание, отделение души от тела, чёрный коридор перед глазами, свет в конце его, полёт на огромной скорости… и потом возвращение в физическое тело. Теперь ко многим вещам в жизни стал по-другому относиться!
    Наконец-то он понял, что надо иногда и поберечь себя, хотя бы ради семьи, которая у него одна (в отличие от работ), ведь не привык он этого делать. К здоровью своему он всегда относился пренебрежительно.



    В последнюю нашу с ним встречу (он приезжал на две недели в Петербург для участия в православной выставке) я настоятельно просил его заняться своим здоровьем: изучить по книгам, которых сейчас - море разливанное, с той же дотошностью, с какой он осваивал прочие премудрости, проблемы собственных болезней и пути выхода из них. У него бы получилось, я знаю! Но пока он отмахивается от моих просьб, хотя рано или поздно, подозреваю, вынужден будет сдаться.

    При том, что питаться он старается раз в день, по вечерам, размеры алёшиного тела продолжают оставаться весьма впечатляющими.
    – Тесновата у вас машинка-то, – кряхтит он, втискиваясь на переднее сиденье «словленного» автомобиля.
    – Да уж, для вас конечно! – смущённо усмехается водитель.
    Не раз мне доводилось наблюдать, как этот человек-гора ужинает. В один присест уминается килограмм сарделек, полкило сыра, пачка пельменей, обильно приправленных восточными пряностями и запиваемых большим пакетом кефира, вдогонку отправляется разрезанный пополам и густо намазанный маслом целый батон, и наконец, всё это заливается двухлитровой бутылью «Спрайта» или другого лимонада. Смотришь - и дух захватывает! Чувствуешь себя лилипутом возле Гулливера.

    На сегодняшний день жизнь многострадальной семьи в который уже раз более или менее наладилась. Оба супруга работают сейчас в издательстве храма Софии Премудрости Божией: он – распространителем, она – курьером. Кроме того, Алексей по старой памяти не оставляет и выполнение полиграфических заказов, а Ирина по-прежнему пишет статьи в газету «Православная Москва».
    Дочери их ходят одна в детский сад, другая в школу. Да и сам Алёша не прочь поучиться ещё чему-нибудь! Вдобавок имеет намерение восстановить умение игры на альте.

    Его жизнелюбие проявляет себя в разнообразных интересах, он постоянно чем-то занят. При своей тучности он довольно плавен и быстр в движениях. Всё так же обаятелен и с первого взгляда располагает к себе. Женщины на работе обожают своего «Мармеладзе». Моя тёща, как-то столкнувшись с ним в дверях и пообщавшись с полминуты, называла его потом за глаза «очаровашкой».
    С первого взгляда он производит впечатление обворожительного весельчака и балагура, в котором клокочет жизнь, и за этой колоритной обложкой не сразу познаётся серьёзная и глубокая, многое прошедшая личность.
    Безусловно, Алексей Омарович Меладзе – человек яркий и своеобразный! Сдаётся мне, что его недюжинная натура ещё не раз проявит себя в новых неожиданных областях.

(февраль - октябрь 2002)